Когда остатки некогда могучего флота Клеопатры перешли на сторону противника, она, решив, что все кончено и Антоний убит, велела своим служанкам говорить всем, что тоже мертва. Она взяла кинжал и вместе с придворной дамой Хармионой, служанкой Ирадой и, возможно, евнухом Мардионом удалилась в свою усыпальницу. Там они привели в действие механизм тяжелых каменных подъемных дверей, заперлись изнутри и приготовились умереть.
Между тем во дворце Антоний разыскивал Клеопатру и от слуг узнал, что она в гробнице. Когда личный врач царицы рассказал о разыгравшийся драме, Антоний воскликнул, обращаясь к самому себе: ««Что же ты еще медлишь, Антоний? Ведь судьба отняла у тебя последний и единственный повод дорожить жизнью и цепляться за нее!» Он вошел в спальню, расстегнул и сбросил панцирь и продолжал так: «Ах, Клеопатра, не разлука с тобою меня сокрушает, ибо скоро я буду в том же месте, где ты, но как мог я, великий полководец, позволить женщине превзойти меня решимостью?!»»[588]. Он дал меч своему слуге Эроту, который, вместо того чтобы заколоть Антония, как тот его просил, вонзил лезвие в себя и упал к ногам своего господина. «Спасибо, Эрот, — промолвил Антоний, — за то, что учишь меня, как быть, раз уже сам не можешь исполнить, что требуется»[589]. С этими словами он вонзил себе меч в живот.
Антоний лег на кровать и стал ждать, когда наступит конец, но рана оказалась не глубокой, и он не умирал. В страшных муках он принялся молить слуг прикончить его, но они в страхе разбежались. Один из них, по-видимому, сообщил Клеопатре, что Антоний жив, и она через своего секретаря Диомеда повелела доставить мужа к ней. Узнав, что она тоже жива, Антоний приказал слугам поднять его и отнести к усыпальнице.
Вход в нее уже был наглухо закрыт, и Клеопатра посмотрела в окно верхнего этажа. С помощью своих прислужниц она опустила на землю веревки, оставленные либо после строительных работ, либо для перемещения тяжелого гроба. Они с трудом стали поднимать раненого Антония, «ибо нелегкое то было дело для женщин, и Клеопатра, с исказившимся от напряжения лицом, едва перехватывала снасть, вцепляясь в нее что было сил, под ободряющие крики тех, кто стоял внизу и разделял с нею ее мучительную тревогу»[590]. Истекающего кровью Антония поднимали вверх, «а он простирал руки к царице, беспомощно вися в воздухе»[591]. Свидетельницы происходившего говорили, что «невозможно представить себе зрелище жалостнее и горестнее»[592], и обо всем этом тут же узнавал Октавиан.
Антония положили на кровать, которую, очевидно, принесли в усыпальницу со всеми другими вещами, предназначенными для погребения царицы. Клеопатра накрыла мужа своей накидкой и начала оплакивать его: она «била себя в грудь и раздирала ее ногтями, лицом отирала кровь с его раны и звала его своим господином, супругом и императором. Проникшись состраданием к его бедам, она почти что забыла о своих собственных»[593]. Немного успокоив ее, он попросил вина и, напившись, посоветовал ей доверяться Гаю Прокулею, одному из приближенных Октавиана, человеку великодушному и честному. Продолжая утешать жену, он говорил, что прожил счастливую жизнь, достиг величайшей в мире славы и власти, что не нужно горевать из-за превратностей судьбы, а жить воспоминаниями о счастливом времени, проведенном вместе. Потом он умер у нее на руках.
Испугавшись, что в отчаянии Клеопатра покончит с собой и подожжет свои сокровища, Октавиан вызвал к себе Прокулея и приказал взять ее живой. Не имея возможности войти в усыпальницу, он попросил Клеопатру самой выйти наружу. Она согласилась при условии, если Октавиан позволит Цезариону править Египтом. Заверив ее, что она может полагаться на Октавиана, Прокулей дал указание своему коллеге Корнелию Галлу продолжать разговор с Клеопатрой, а сам с вольноотпущенником Эпафродитом по приставной лестнице забрался внутрь через одно из окон верхнего этажа. Служанки закричали, предупреждая царицу о вторжении, она выхватила кинжал, чтобы убить себя, но Прокулей успел подбежать и обезоружить ее. Чтобы проверить, не спрятала ли она на себе яд, о чем его могли предупредить, он «резко отряхнул на ней платье»[594].
Как пленницу Клеопатру отправили обратно во дворец под конвоем Эпафродита, и хотя ей разрешили оставить при себе прислугу, Клеопатру поместили под домашний арест в покоях, где, несомненно, произвели тщательный обыск на предмет каких-либо средств, которыми она могла бы причинить себе вред. Возможно, эти меры предосторожности приняли из-за того, что покончил с собой ее евнух Мардион. «Как только Клеопатра была взята под стражу, [он] добровольно подверг себя укусам ядовитых змей и, ужаленный ими, бросился в гробницу, которую заранее себе приготовил»[595].