Клеопатра, безусловно, очень понравилась Цезарю, хотя, по существующим ныне представлениям, она не была такой уж красавицей, если судить по изображениям на монетах, где ей умышленно приданы утрированные мужские черты, чтобы продемонстрировать: она вполне может соперничать с представителями сильного пола. Как элемент пропаганды, которым пользовались ее предшественницы Хатшепсут, Нефертити и Клеопатра III, мужские черты на портретах Клеопатры VII тем не менее служили дополнением к двусмысленному утверждению, что «красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда»[163]. Это означало, что она была не то чтобы не красивой, а просто находились женщины, соперничавшие с ней по красоте. Если в том же самом древнем источнике говорится, что Клеопатра могла полагаться на свое «чарующее обаяние»[164], то в другом подчеркивается, что она «была женщиной исключительной красоты и в расцвете молодости поражала своим очарованием. Видеть и слушать ее доставляло огромное удовольствие, она обладала способностью покорить любого, даже пресыщенного любовью мужчину, чьи лучшие годы уже позади. Поэтому, решив, что роль, которую она играет, обязывает ее встретиться с Цезарем, она доверила своей красоте все свои претензии на трон»[165].
Дошедшие до нас скульптурные портреты Клеопатры служат доказательством ее легендарной красоты, хотя из-за отсутствия на них надписей возникают сомнения, она ли это на самом деле, поскольку существуют лишь три известные статуи женщин из птолемеевской династии, имеющие идентифицирующие надписи. Хотя на известном бюсте египетской царицы в высокой синей короне из Эль-Амарны нет указаний, кому он принадлежит, никто пока не сомневался, что это Нефертити. Таким же образом по характерным чертам и иконографии, как правило, можно идентифицировать изображения Птолемеев, в том числе самой Клеопатры VII.
Но даже если признать, что она была красивой, то представления о красоте на протяжении истории существенно менялись от рубенсовских толстушек до модниц-худышек, от носов длинных и с горбинкой до коротких и курносых, и древний идеал красоты, кажется, далек от нынешнего деланного гламура. Некая гетера на античной греческой вазе, смотрящаяся в зеркало с надписью «Она красивая», не представляет ничего особенного для современного глаза, как и легендарная Гетера Фрина, столетиями считавшаяся несравненной красавицей. Пракситель ваял с нее свою знаменитую, поражавшую всех Афродиту, хотя у этой скульптуры, мягко говоря, не очень привлекательное лицо, которое затмевают эстетические качества, присущие скульптурным портретам Клеопатры, по крайней мере с точки зрения западной женщины XXI века.
Само собой разумеется, внешность Клеопатры стала темой многочисленных комментариев. Одна писательница утверждала, что она была «прелестной ни по стандартам ее времени, ни нашего»[166]. По поводу одной из мраморных голов Клеопатры другая ученая пишет, что «хотя этот портрет не льстит ей, в нем видно близкое сходство с Александром Великим»[167]. Но, по мнению комментаторов-мужчин, та самая скульптурная голова «передает ее красоту»[168], она «гораздо красивее, чем профиль на монетах, и отражает личность великой царицы»[169]. Что касается самих монет, то некоторым экспертам они дали повод заявить, что «египетская царица Клеопатра VII, прославившаяся своей привлекательностью, изображена с отеком на шее — признаком зоба»[170]. И вообще спектр мнений весьма широк: так, М. Хеймер считает, что на монетах изображен некто, очень похожий на мужчину в женской одежде, Р. Гёрлинг пишет, что это «злая, крючконосая карга», а Г. Гудшо находит ее лицо «привлекательным» и «лучезарным».
Несмотря на такое разнообразие суждений о физической красоте Клеопатры, античные источники соглашаются в том, что у нее был сильный, волевой характер. Говорили, что «обращение ее отличалось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу»[171]. Она была также наделена голосом, самые звуки которого «ласкали и радовали слух»[172], в отличие от высоких голосов большинства женщин, столь несвойственных для мужской «нормы», из-за чего мужчины испытывают неудобство. И едва ли Клеопатра разделяла мнение, что «молчанье — украшенье женщин»[173].
166
См.:
169
Cm.:
170
Cm.:
173
Текст приводится по изданию: