Важные решения принимаются вовсе не в результате размышления или дискуссий. О серьезных жизненных вопросах можно было бы рассуждать без конца. Надобно просто не препятствовать своим внутренним побуждениям, предоставить им возможность выбора. Однако почти все на земле — плод работы мысли.
Творчество, даже в области материальной, происходит за счет особого напряжения ума, его способности к длительному сосредоточению. Открытия и изобретения — результат магической деятельности одержимого идеей мозга, который словно бы распространяет излучение на предметы и одушевляет их. Так, я видел ряды деревьев, выращенных далеко от родимого края. Порой у меня создается впечатление, что неосознанный зов разума наполнил мою жизнь событиями, вовсе мне не предназначавшимися.
Я уже знал, что скоро женюсь на Клер, поскольку ум мой целиком сосредоточился на этой идее. Посещения нотариуса и другие встречи, мои собственные слова и просто случайности — все вело меня к цели и делало ее неотвратимой. Не знаю, то ли неотвратимость события давила на меня, то ли я сам провоцировал его своей волей.
Однажды по дороге к Гимберто мне показалось, что я нашел объяснение нерешительности Клер. В свое время мне не составило труда отклонить мысль о браке именно потому, что она сама меня втайне к тому поощряла, поскольку страшилась открыть мне обстоятельства своего рождения и самой погрузиться в семейные воспоминания. Тот же патологический страх, возможно, удерживал ее и сегодня. И как это я раньше не догадался! Мог ли я предположить, что она все еще находится во власти своих бредовых выдумок.
Такое объяснение удовлетворило меня лишь в первую минуту, а затем я подумал, что будь реакция Клер связана с давними страхами, я бы это тотчас разгадал.
Продолжая размышлять по дороге из Парижа в Шармон, я пришел к выводу, что обязан сказать Клер всю правду. Она должна знать, что ее ревностно оберегаемое прошлое для меня не секрет. Не следует начинать совместную жизнь с обмана. Кроме того, меня вынуждали к признанию и некоторые практические соображения.
За обедом я сказал Клер:
— Я был сегодня у Гимберто. Потом расскажу тебе, о чем мы договорились. Надо было уладить целый ряд касающихся тебя дел, которые я забросил в последние годы. Гимберто… Ты никогда не спрашивала меня, каким образом я с ним познакомился. Я слышал о нем еще в Сингапуре.
Против моего ожидания последнее слово не произвело на Клер никакого впечатления, впрочем, ее, верно, смущало присутствие Матильды. Обед уже кончился, а Матильда все вертелась вокруг нас, ежеминутно находя для этого новый повод. Клер отвечала мне любезно, не проявляя, однако, ни малейшего интереса к тому, что я говорил, будто речь шла о событиях, которые должны произойти после ее смерти.
Когда Матильда в очередной раз появилась в гостиной, я предложил:
— Пойдем прогуляемся.
Она вздрогнула и сказала:
— Холодно.
С той нашей последней прогулки она словно боялась выходить в сад и каждый раз отвечала: «Холодно».
— Тебе оттого и холодно, что ты не выходишь на улицу.
Я раскрыл застекленную дверь гостиной, обычно запертую зимой.
— Подойди сюда. Совсем не холодно. Я даже пойду без пальто.
— Нет.
Она отшатнулась, точно увидела призрак.
— Подойди, не бойся.
— Холодно.
Я сходил за пелериной, укутал Клер, и взяв ее под руку, повлек на улицу.
— Солнце через час спрячется, надо пользоваться каждой минутой… Когда не движешься, холодно даже в доме. Не помню, кто сказал, что дождь на улице не так страшен, как за окном. Только это было как-то лучше сказано… Я позвал тебя прогуляться, чтобы мы могли спокойно поговорить… Я хотел поговорить… Я хочу поговорить с тобой о твоем отце… Раньше я молчал… Ты упорствовала в своем детском заблуждении, и я не знал, с какой стороны подступиться… Но теперь… Короче, я был с ним знаком…
Клер замедлила шаг. Ее рука, сжимавшая мою, одеревенела и разжалась. Я поддерживал безжизненную вещь. Ощущение было столь тягостным, что я запнулся, не смея взглянуть на нее, но решил продолжать:
— Я познакомился с ним в Сингапуре. В первую же нашу встречу он заговорил о тебе… Тебе тогда было лет двадцать… Он показывал фотографию маленькой девчушки… Он вбил себе в голову, что я должен с тобой увидеться… Мне следовало представиться от Гимберто…