Для сна она выбирает местечки поуютней, теплые или прохладные — в зависимости от времени года, и всякий раз укладывается в необычайно забавной позе. Бесшумным белым облачком пробирается она по пустым темным комнатам. Бывает, вечером мы уже думаем, что она потерялась, как вдруг на карнизе за черным стеклом появляется ее белоснежная мордочка.
Как-то в воскресенье она залезла ко мне в кровать в тот час, когда, не решаясь проснуться, я досматриваю растревоженный мыслями сон. Я уже понимал, что наступило воскресенье, поскольку слышал выстрелы. Крестьяне, продавшие горожанам земли под строительство, все еще надеются отыскать в здешних местах дичь и по воскресеньям бродят с ружьями вокруг домов.
Я гладил кошечку, свернувшуюся клубком под пуховым одеялом, желая засвидетельствовать ей свою любовь, однако ей милей всего было тепло постели, а мои пальцы только нарушали ее покой. Она выпрыгнула из кровати и устремилась навстречу новым приключениям.
Приняв ванну, я сидел на табурете в туалетной комнате, как вдруг услыхал пронзительный крик и увидел, что Клер рыдает в спальне. Запахнув халат, я вышел в коридор. Внизу в вестибюле стоял садовник. Он принес мертвую кошечку. Ее подстрелил охотник, целившийся в ворон.
Мы признаем неизбежность смерти, признаем даже и то, что она есть некое таинственное продолжение жизни. Я бы взирал без страдания на гибель соседского кота, как без волнения срываю цветок или давлю улитку. Но этого зверька мы любили. Любовь делает смерть трагичной.
Крик Клер еще долго звучал у меня в голове, и сердцем я ощущал ее боль. Так, рано или поздно, в каждый дом приходит беда, настигает всех без исключения. Я умру раньше нее, думал я, а потому наша сегодняшняя жизнь заранее проиграна, особенно для того, кто переживет другого. Счастье обречено на поражение.
В то воскресенье вместо работы я целый день не отходил от Клер. Я смотрел на нее, слушал ее, стараясь полнее впитать в себя настоящее мгновение, сверх которого не нужно ничего, если бы только можно было его ухватить. Но оно ускользало, словно разжиженное потоками мыслей, увлекавшими меня прочь. Мне недоставало внимания, полноценного присутствия; вечно мы отвлекаемся от того, что любим.
* * *Если холод не выгонял меня раньше, я кончал работу в пять часов, мы с Клер пили чай и в сумерках отправлялись вместе в деревню. Крестьяне живут здесь в лачугах у самой дороги и составляют особую замкнутую касту. Сколько лет я ходил мимо их ворот и только благодаря Клер заглянул внутрь дворов, где прячутся от посторонних глаз гумно, кухонька и плохо отапливаемые комнаты.
Дома, которые посещала Клер, я знал наперечет. Я ждал ее у ворот, притоптывая на месте, чтобы согреться. Однажды, когда она задержалась дольше обычного, я принялся объяснять ей, что раздаваемые нами милости ничто в сравнении с потребностями бедняков. Если хочешь помочь им реально, надо поселить их у себя, но это повлечет за собой новые несправедливости, поскольку всех в один дом не вместишь.
Людям счастливым нестерпимо больно и стыдно за разлитое по миру горе. Мы терзаемся непомерным чувством ответственности, невыполнимыми обязательствами, бесполезной жалостью. Если бы какое-нибудь революционное правительство взяло на себя сверхчеловеческую миссию, и, рискуя уравнять всех в страдании, избавило бы людей от обременительного добросердечия, я бы его приветствовал.
Клер ответила мне, что правительства ее мало интересуют и что она несет личную ответственность за все, непосредственно касающееся ее жизни. Она не согласилась со мной, но мне это даже нравилось.
Случалось, правда, что привязанность Клер к своим подопечным выводила меня из терпения. Как-то раз я собрался после обеда поехать в Париж за новыми перьями, а Клер отказалась меня сопровождать, потому что некая Низия должна была родить в этот день третьего ребенка. Уходя, я заметил, что часы в гостиной спешат на двадцать пять минут: Клер надеялась хитростью добиться большей точности от слуг. Эта ее черта меня неприятно резанула. Я легко прощаю скупость скупцу, тщеславие честолюбцу, упрямство ослу, но я не переношу недостатков у тех, кого люблю и кем восхищаюсь. Это не согласуется с моими представлениями о творении божьем.
Я нервно стиснул ручку двери и бесшумно закрыл ее за собой; мне почудилось, что любовь вот-вот улетучится в образовавшуюся трещину. Но стоило мне сесть в машину и тронуться, как я уже обо всем позабыл.