1. Главная
  2. Книги
  3. Роллан Ромен
  4. Клерамбо
  5. Страница 32
Выбрать главу
Клерамбо попробовал заговорить с одним, с другим… Повсюду он натолкнулся на тот же механизм скрытого, полубессознательного сопротивления. Его собеседники были закованы в броню желания не слушать или, вернее, изумительного нежелания слушать. Ум их был непроницаем для противных доводов, как утка на воде. Для ограждения своего спокойствия люди по большей части одарены драгоценной способностью: они могут по произволу слепнуть и глохнуть, когда им неудобно видеть и слышать: или, по оплошности схватив мимоходом стесняющий их предмет, они его роняют и мгновенно о нем забывают. Какое множество граждан различных стран знали правду об ответственности за войну, о злосчастной роли своих политических деятелей, однако, обманывая себя, притворялись ничего не знающими и успевали в этом! Если каждый со всех ног убегал от себя, то можно себе представить, как стремительно все убегали от людей, подобных Клерамбо, которые хотели помочь им изловить себя! Чтобы увернуться, умные, серьезные, уважаемые люди не краснея пускались на хитрости, применяемые женщиной или желающим оправдаться ребенком. Страшась неприятного спора, они придирались к первому неудачному слову Клерамбо, выхватывали его из контекста, в случае надобности искажали, горячились, повышали голос, выкатывали глаза, принимали возмущенный вид и кончали самым искрошим возмущением; упорно оставались при своем мнении, даже когда была доказана его несостоятельность; вынужденные уступить, уходили, хлопая дверьми, со словами: "Нет уж, довольно!" – а через два дня или через десять дней, как ни в чем не бывало, снова оперировали разбитым доводом. Иные, более коварные, провоцировали неосторожные шаги, которыми затем пользовались, простодушно подзадоривали Клерамбо сказать больше, чем он хотел, и вдруг разражались. Самые благожелательные обвиняли его в недостатке здравого смысла. ("Здравого" означало: "такого, как у меня!") Были также и краснобаи, не боявшиеся словесного поединка; те соглашались завязать беседу, льстя себя надеждой вернуть заблудшего в отчий дом. Они не оспаривали существа мысли, возражали только против ее своевременности; взывали к добрым чувствам Клерамбо:

– "Разумеется, разумеется, по существу вы правы; по существу я думаю так же, как и вы, я думаю почти так же, как и вы; я вас понимаю, дорогой друг… Но будьте осторожны, дорогой друг, избегайте смущать умы бойцов! Говорить всю правду не годится, по крайней мере сейчас. Ваша правда будет прекрасной… через пятьдесят лет. Не следует упреждать естественный ход событий; надо подождать…"

– "Подождать, пока утомятся аппетит эксплоататоров и глупость эксплоатируемых? Как они не понимают, что проницательная мысль лучших, отрекаясь в пользу слепой мысли невежд, идет вразрез с планами природы, которым они будто бы следуют, а также вразрез с историческими предначертаниями, перед которыми они почитают за честь распластаться? Разве заглушать часть своих мыслей, притом самые высокие, значит уважать намерения природы? Эта концепция, выкидывающая из жизни самые смелые ее силы, чтобы подчинить ее страстям толпы, привела бы к уничтожению авангарда и оставлению ядра без командования… Лодка накреняется; зачем же вы мешаете мне перейти на другую сторону, с целью выпрямить? Неужели все мы должны собраться на накренившейся стране? Передовые идеи являются желательным для природы противовесом тяжелому упорствующему прошлому. Без них лодка идет ко дну. – Что же касается приема, какой им будет оказан, то это вопрос второстепенный. Глашатай передовых идей может ожидать, что его побьют камнями. Но исповедывать их и не высказывать – бесчестно. Все равно, как если бы солдату была поручена опасная задача во время битвы. Разве он волен уклониться от нее?.."

Тогда, видя, что убеждения не действуют на Клерамбо, собеседники срывали личину и яростно обвиняли его в смешной и преступной гордости. Они его спрашивали, уж не считает ли он себя умнее всех, противопоставляя свое суждение суждению всей нации. Чем мог он обосновать свою чудовищную уверенность? Долг требует смирения и велит скромно держаться своего места в обществе. Долг требует преклонения перед всем, что сказало общество, а также – верим мы им или не верим – исполнять его приказания. Горе восставшему против души своего народа! Быть правым вопреки ей значит быть неправым. А неправота есть преступление в час действия. Республика хочет повиновения от своих сынов.

~ 32 ~