Он был не из тех, кто отмалчивается, ожидая скорейшего окончания рабочего дня. На собраниях взяв слово, он чётко выстраивал речь, раскладывая по полочкам то, что хотел получить от коллег, одновременно обрисовывая для руководства очевидные преференции от тех или иных решений. Не чурался инициативы и словно математик, доказывающий теорему, настойчиво добивался исполнения каждого из пунктов своих требований.
— Знакомьтесь, это наш новый начальник отдела управления проектами Владимир Алексеевич. Не человек, а вычислительная машина, не знающая усталости, — представлял его коллегам из смежных департаментов Захар Иванович.
Захар Иванович сидел в кресле управления капитальных вложений, входящих в департамент реализации проектов, и был непосредственным руководителем Годинского. Отчётность, выстроенная Владимиром Алексеевичем, в формате приятном для глаз руководства, явилась как раз тем успокоительным, что требовалось боссам холдинга, чтобы начать улыбаться, любуясь красивой картинкой, перекладываемой нейронами их мозгового вещества в денежные купюры премиальных начислений. А раз радовались боссы, то в почёте был и Захар Иванович, аки гонец принёсший хорошие новости.
Непосредственным начальником Захара Ивановича был Борис Зиновьевич, происходивший из рода Штейнов, неплохо так освоившихся в России после потепления советско-израильских отношений в октябре 1991 года. И вот ему то, как раз, было незачем лично знакомится с Годинским, как считал Захар Иванович. Знаете ли, от греха подальше: талантливый работник и через тебя когда-нибудь перепрыгнет, нельзя выпускать его из орбиты собственного влияния. Но познакомить их всё же пришлось.
Штейн, завидев издали, как Захар Иванович раскланивается перед боссами других департаментов, не преминул подозвать его к себе, также ревностно относясь к свободным отношениям подчинённых.
— Кого это ты там представляешь финансистам, Захар Иванович?
— Да вот, Борис Зиновьевич, тот самый Владимир Алексеевич.
— Годинский? — важно протянул Штейн, — Бог отчётов?
— Cos if good's on the left, then I'm sticking to the right, — улыбнулся Владимир Алексеевич, пожимая протянутую руку.
Приятная дрожь пробежала по телу Бориса Зиновьевича, погружая его в далёкий 1991 год, когда он бесновался в Москве на концерте любимой группы «АС/DC». Почувствовав родственную душу, он одобрительно закивал подбородком и продолжил напевать любимейший хит австралийских рокеров «Hells bells», подражая Брайану Джонсону:
— I won't take no prisoners, won't spare no lives. Nobody's putting up a fight.
— I got my bell. I'm gonna take you to hell. I'm gonna get you, — отзеркаливая босса, улыбаясь, допел Годинский, закончив песню по-русски: — Сатана доберётся до тебя.
— Мне нравится этот парень, — засмеялся Штейн. — Захар Иванович, где ты его отыскал?
— Работаем, Борис Зиновьевич, — залебезил перед начальником Захар Иванович, обратившись в боязливого ребёнка, пытающегося понравится взрослому дяде.
— Знаем мы вас, как вы работаете! Кресла протираете пятой точкой, да чаи гоняете со смазливыми подчинёнными.
Все знали о пристрастии Захара Ивановича к молоденьким девушкам. И Годинский, что было более важным, об этом знал. С первых же дней начала трудовой деятельности в «Атланте» он подружился в социальных сетях со всеми, с кем ему приходилось пересекаться в работе. Личные телефоны сразу заносились им в список контактов, а мессенджеры и глобальные сообщества определяли возможный список знакомых.
Именно поэтому он знал, что Борис Зиновьевич фанат группы «АС/DC», а Захар Иванович любитель юных нимфеток, а, к примеру, Ирина Александровна, мечтает о деньгах, которые сбросит на неё с небес Бог за то, что она родилась такой невообразимо красивой.
В разумной организации труда человек — это винтик, ценность которого определяется выработкой. Советский менталитет наложил на российского служащего отпечаток коллективной безответственности. Отсюда принцип совкового работника — мне все должны, а я никому не должен. Зачем стараться, если половник в столовой один, и кастрюля, из которой он черпает, тоже одна. Старайся, не старайся — богаче не станешь. Выработку сделал и плюй в потолок.
Капитализм, выбивший дверь коммунистической квартиры советов 30 лет назад, до сих пор пытается содрать толстую штукатурку пагубных стереотипов о выработке на коммерческих предприятиях. Но у него не получится сделать это. Потому что, отодрав штукатурку, он поймёт, что и стены в квартире косо выложены, следовательно, нужно ломать их тоже. И тут важно не задеть несущей стены, чтобы квартира не сложилась под тяжестью рухнувшей крыши.