–Усехда готофф.
Периметр – это прямоугольник протяженностью шесть километров, с внешней стороны защищён двумя рядами колючей проволоки, вторая представляет собой сигнализацию, в теории, при соприкосновении с ней, в караулке должен раздаваться сигнал тревоги, но это в теории, на практике её надо минут пять пилить штыком, чтобы вызвать « цевницы слабый стон «, кажется так говорится у Александра Сергеевича. Мы находились на короткой стороне прямоугольника, ближе к выходу на длинную, не торопясь и настороженно прошли метров пять, не встретив никаких лесных зверей.
– Расслабься, псины струхнули просто так, мало ли чего у них в голове?
– Не может быть, я видел, как они рванули, это неспроста.
–Ладно, придём назад, расспросишь их, в чём там дело, они тебе всё расскажут.
– Пошёл ты, приколист.
Августовский вечер был бы хорош, если бы на ногах были сланцы, а не сапоги, и ещё раздражал жуткий собачий вой из окрестных деревень – в этот вечер не только наши псы ощущали дискомфорт.
– Во! Смотри, это что за…– сержант вытянул палец вверх, и рот его открылся колечком, мне захотелось плюнуть, уж больно удачно он подставлялся, ладно не буду, такого он мне точно не простит. Я посмотрел в указанном направлении, да, такое я уже видел. Сразу хочу сказать, что никогда не воспринимал всерьёз маразматиков верящих в инопланетян. Уфологи, экстрасенсы и прочие шарлатаны наводят на меня тоску, дедушка Картезий рвёт на. опе волосы от злости, лёжа в гробу, но эта штука висела в небе, впрочем, нет, это я неудачно сформулировал. Если разделить всё видимое небо на четыре квадрата, она совершала движение по дуге, из нижнего левого в правый верхний, и там, будто натыкаясь на невидимое препятствие, исчезала, вновь появляясь в одной и той же точке в нижнем левом квадрате. На тарелку она была не похожа, скорее на перевёрнутую фашистскую каску, сделанную из какого – то полупрозрачного материала. Сержант впал в грудничковое состояние, обильно пустив слюну из полуоткрытого рта.
– Ну, что ты – я взял его за локоть и потащил вперёд, он не сопротивлялся, и шёл на автомате, я пожалел, что не плюнул, в таком состоянии он бы ничего не заметил.
– Сразу видно, что ты на пост не ходишь, я такую ерунду каждую ночь вижу, я ж тебе говорил, ты думал – шучу?
– Что это?
– Как бы тебе помягче объяснить, есть вещи, о которых думать не надо, чтобы не сойти с ума, воспринимай это просто как дополнительный источник света, например торшер.
– Ты чего буровишь, это же – тарелка.
– Хорошо, что ты о еде не забываешь, кстати, Мамеда знаешь из комендантского взвода?
– Да.
– Он же из аула, вот к ним приехало московское телевидение, снимать программу о жизни горных селян, и как раз в это время скончался местный аксакал, надо хоронить, телевизионщики тут как тут, у них стояк на такие вещи – они ж там все некрофилы. Горцы роют яму, весь аул построился, старейшина гундит на своём языке, оператор преет от восторга – когда ещё так повезёт, снять такую экзотику! И тут старец решил блеснуть знанием русского, не каждый день можно в телевизоре оказаться, ну и говорит – А теперь, чтобы наши московские друзья знали, что мы не только свои обычаи знаем и уважаем, как говорят у вас над гробом – Желаю тебе, эээ, желаю, ну, в общем – с лёгким паром!
Сержант рванул свою руку.
– Да достал ты, не чувствуешь напряжение какое – то, псы воют, над головой эта хрень повисла, щас чего – то будет.
Да здравствуют трусы, им не откажешь в интуиции, я не то чтобы храбрец, но в тот момент не почувствовал ничего, отпустил руку сержанта и пошёл вперед посмеиваясь.
– Стооой, вон, вон там, смотри!
Он не просто кричал, он визжал, я повернулся, чтобы высказаться, но увидев его лицо, понял, что сейчас не время – его взгляд остановился, палец указывал в одну точку, проследив за его взглядом, я увидел колеблющиеся ветви кустарника. Кто –то, или что –то только что скрылось за ними. Всегда интересно читать, как у кого –то волосы стали дыбом от ужаса, выступили мурашки, холодный пот – ну все эти очаровательные штампы используемые авторами, для демонстрации душевного состояния героев в критических ситуациях, ответственно говорю – всё было по –другому. Сержант отбежал метров на пять назад, и рухнул под грибком, я некоторое время стоял не двигаясь, тупо смотрел на ветки, которые ещё совершали свои движения. Я не чувствовал страха, было какое –то чувство пустоты, зыбкости почвы, одиночества и даже тоски, время остановилось, не доходили звуки, в ушах звенело – это был дзен, настоящий, беспримесный. Не могу сказать, сколько времени я отсутствовал, правое ухо опять стало воспринимать звуки – какие –то жуткие визги, я не сразу понял, что сержант фальцетом выкрикивает моё имя, и я побежал на звук, старательно втыкая каблуки в землю, делая отмашку правой рукой, чувствуя себя последним дебилом, плюхнулся на живот рядом с сержантом. Он что-то кричал, я видел только его судорожно шевелящиеся губы – звук опять отключился, я тоже стал орать, чувствуя прилив крови к лицу, шее, и вдруг, как после попадания воды в ухо, звук прорвался и я услышал крики какого –то олигофрена.