Поскольку апелляция к здравому смыслу морали не сработала, я пробую другой подход. — Николай, пожалуйста. Будь благоразумен. Он видный политический деятель. Ты не можешь просто убить его. Это будет убийство, имеющее серьезные глобальные последствия. ФБР, ЦРУ, СМИ…
"Я знаю. Вот почему я должен был убедиться в его вине.
Еще один холодок пробегает по моей спине. Его лицо неумолимо, голос все еще тревожно ровный. Он все обдумал; это не какой-то импульс с его стороны.
Чтобы защитить меня, он собирается устранить кандидата в президенты, и я ничего не могу сделать, чтобы изменить его мнение.
Я все равно стараюсь, хотя бы для того, чтобы защитить его . "Что на счет твоей семьи? Жизнь, которую ты строишь здесь со Славой? Если они узнают, что за этим стоит ты…
«Они не будут».
«Как ты можешь быть так уверен? Будет глобальная охота, какой не было с тех пор…
— Зайчик… — Наклонившись вперед, он снова накрывает мои руки, заставляя меня понять, что я ломала их об стол. Его голос мягок, его тон устрашающе спокоен, когда его взгляд держится на мне. "Я знаю, что я делаю. Брэнсфорд умрет, и это будет по естественным причинам. Его партия будет оплакивать, нация будет оплакивать, а потом они перейдут к другому блестящему новому делу, какому-нибудь другому красноречивому политику».
"Естественные причины? В пятьдесят пять?
«Порок сердца, до сих пор не диагностированный. Это будет по-настоящему трагично». Он откидывается назад, поднимая свой стакан. «Там, где есть воля, есть способ — и мы, Молотовы, превосходно находим эти пути».
20
Николай
Она неуверенно встает, глядя на меня, и я борюсь с желанием обнять ее. Я борюсь с этим, потому что за потребностью в утешении скрываются более темные, более опасные побуждения, рожденные голодом настолько глубоким и диким, что пугаю даже меня.
Как только я поддаюсь этому, как только я выпущу зверя, рычащего внутри меня, пути назад уже не будет.
Две недели я дал ей. В течение двух столетних недель я делал невозможное и оставался в стороне. Ну, не совсем. Я провел десятки часов, наблюдая за ней через камеры в комнате Славы и в ее спальне, но это и наши краткие разговоры за едой только добавили мне мучений.
Я никогда не считал себя мазохистом, но я должен им быть, потому что я добровольно принял утонченную пытку держать ее на расстоянии вытянутой руки, но не позволять себе владеть ею.
И сегодня вечером, кажется, последнее испытание моего самоконтроля. Потому что она, наконец, разыскала меня, хотя и не по тем причинам, по которым я хотел. Часть меня надеялась, что она будет скучать по мне, что она придет ко мне, потому что хочет меня с таким же отчаянием, как я хочу ее.
Потому что она готова быть моей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Мне пора спать, — говорит она дрожащим голосом, и мне приходится сдерживать прилив разочарования. Чего я ожидал? Она в шоке, и на то есть веская причина. Немногие обычные граждане понимают, как легко сделать убийство похожим на что-то другое — если это желаемый результат. Все громкие убийства и отравления радиацией, которые попадают в новости, должны быть заслуживающими освещения в печати. Это послание, предупреждение другим, кто может попытаться пойти против истеблишмента.
На каждый экзотический яд, кричащий о тайном вмешательстве правительства, приходятся десятки неудач со здоровьем и обычных несчастных случаев, которые расчищают препятствия на пути могущественных, безжалостных людей… таких, как моя семья.
Это не первое тайное убийство, которое мне приходится планировать.
Изначально я не собирался рассказывать об этом Хлое. Она бы узнала о смерти Брэнсфорда из новостей, как и все остальные, и какие бы подозрения она ни питала в тот момент, они были бы далеко не такими обременительными, как знания, которые она несет сейчас. Но сегодня вечером она пришла ко мне, требуя ответов, и я не мог заставить себя солгать ей. В какой-то степени в этом виновата и моя сестра. Хотя Алина держала рот на замке в отношении Хлои, она почти каждый день приходила ко мне, настаивая на том, что Хлоя имеет право знать, что я планирую, что это должно быть ее решение.
Я категорически не согласен с последним, но я пришел к выводу, что в первом есть некоторые достоинства. Я не хочу, чтобы мой зайчик переживал из-за ее положения, беспокоясь о том, что в любой момент на нашем пороге могут появиться новые убийцы. Не то чтобы они прорвались, но все же сознание того, что кто-то хочет ее смерти, должно давить на нее.