А потом мир рухнул — стеной. Больно не было, вокруг громоздились клетки с прилипшими к прутьям студнями, со всех сторон слышалось то ли кваканье, то ли хихиканье. Сверху нависал механизм на двух опорах размером с мальчика. Некоторые детали механизма быстро вращались. Отчаянным усилием Токарев раскрутил в себе вихрь и бросил его во врага — в шаровидную верхнюю часть, похожую на голову робота. Шар дернулся, оттуда выскочило что-то гадкое, липкое, вроде щупальца. Это щупальце мгновенно втянулось в клетку, стоявшую неподалеку…
И все вернулось. Рядом оседал Хлумов, хрипя, хватая руками воздух. Из компьютера сочился дым, пахло жженой пластмассой. Токарев приподнялся. Ломило копчик, пол-лица саднило, зверски кружилась голова. Он дополз до дивана, с трудом сел. Хлумов жалко корчился на полу и постанывал, скребя себя пальцами по груди. «Ударил я его, что ли?» — вяло удивился Токарев. Потом понял. Он впервые вытеснил из человека вещь! Щупальце, изгнанное из Хлумова, это ведь… это была часть компьютера!..
Вскочить не удалось: комната поплыла, погружаясь во тьму.
— Токинг, ты уже придумал, что будем дарить девчонкам на Восьмое марта? — вдруг спросил Хлумов. Голос его был тихим, непривычным.
Саша разом очухался. Какое Восьмое марта, если зима на носу? А Хлумов заныл капризно:
— Да-а, ты умеешь и рисовать, и стихи сочиняешь, а мне только деньги собирать поручают! Нинель башку отвинтит, если подарков на всех не хватит. И зачем мне это надо? Все равно на танцах никто из девчонок со мной не хочет… Издеваются только! Тебе хорошо-о, у тебя Мерецкая есть, и Чернаго тебя от Тугарина защищает! Почему у нас в классе обязательно должны кого-то обижать? Набросятся всей толпой…
Он с трудом приподнялся на локтях, посмотрел на Токарева разбегающимися глазами.
— А-а, сидишь… — и со стуком упал обратно. — Надоела школа, люблю болеть. Возишься дома с компьютером. Хочешь, научу программировать? Вдвоем интересней…
— Хлумов, ты чего, с ума сошел? — в ужасе прошептал Саша. — Может, тебе таблетку какую надо? — Он сглотнул и постарался наполнить голос звуком. — Если ты из-за танцев… так что ж Печкину вчера прогнал? Еще не поздно позвать…
Вместо ответа Хлумов зачихал. Потом закашлял. Кашель плавно перешел в икоту — икота сотрясало тело, и наконец стало ясно, что он уже не икает. Его била крупная дрожь, руки и ноги дергались, лицо посерело.
Токарев рванулся с дивана. Пол предательски ушел из-под ног, к горлу толчком подкатила тошнота. Тогда он опустился на четвереньки и пополз в коридор — к телефону. С первого раза набрать номер не получилось, палец соскакивал с диска. Только со второго…
20
…дозвонился до «Скорой помощи». Прокричал, что тут одного мальчика крутит конвульсия, а из взрослых в квартире никого нет. Затем дождался врача и под шумок скрылся с места происшествия.
Ему самому было плохо. Слишком уж много сил отнял последний вихрь. На свежем воздухе чуть полегчало, в голове прояснилось. Он сразу попробовал проверить свою способность. И убедился, что все кончено: погасить неоновую рекламу не удалось. Не смог даже увидеть мир вещей. «Теперь-то я точно никого не заинтересую, — безразлично подумал он. — Энергии ни капли не осталось. Куда мне такому, выжатому?»
Напряжения вокруг не ощущалось. Естественно, для вещей отныне наступила эпоха порядка и безопасности. Стихийное бедствие, известное как «Александр Токарев», бесславно кануло в Лету, принеся неисчислимые разрушения. Можно было перевести дух и спокойно продолжить планомерное упорядочивание людских ресурсов…
«Черт, до чего Хлумова жалко, — внезапно понял Токарев. — Валялся на полу — такой беззащитный, маленький. Ни за что не поверишь, что минуту назад чуть не прибил меня ногой. Его ботиночек хорошо на моей морде пропечатался!.. И все равно жалко. Стонал, бедолага, бредил. Кстати, ясно, почему Хлумов бредил именно событиями прошедшей весны — вспоминал праздничный вечер Восьмого марта, бывшую нашу классную руководительницу Нинель Сергеевну… Наверное, тогда в него и начинал вселяться компьютер. А теперь, как щупальце из Хлумова выскочило, так его мозги и вернулись к исходному времени. Много у него из башки, наверное, вылетело. Восемь месяцев стерто одним махом! Вылечат рыжего или нет?.. Но ведь не было другого выхода, честное слово! Не было другого выхода!»