Вот так и окончился один день из жизни девочки Оли, так и кончилась ее привычная жизнь. А ведь еще с утра ничто не предвещало беды…
Глубокая темнота внутри меня
- Я люблю тебя, доченька! Береги себя и папу!
- Мама! Мамочка моя! Мама-а-а! Нет!
О, нет… снова эти сны. Каждую ночь я вновь и вновь проживаю этот день заново. День, когда всё в моей жизни изменилось. Когда всё рухнуло. И всегда просыпаюсь вся в холодном поту. Будь то день, или ночь, или утро. Неважно. Интересно, а как бы сложилась моя жизнь, будь она рядом со мной всё это время? Она – моя мама. Моя родная мамочка. И даже Вася, мой котик, как последнее упоминание о маме, три года назад умер. Прошло столько лет с тех пор, как мамы нет. Но мне до сих пор трудно с этим смириться. Боль никогда не покидает меня. Помню, когда впервые осознала, что мама уже не вернется, когда узнала, что такое смерть, а папа в то же время привел другую женщину. Она была уже беременна. Это была тетя Света, моя мачеха. У нее тогда уже был довольно большой живот. И за месяц до моего дня рождения мне сделали маленький подарок – моего братишку, Николашу. Коленька тогда был таким маленьким, такой же маленький комочек счастья, как тот котенок тогда, в тот злосчастный день, как мой Вася. Мой братик – это единственное, что держит меня здесь, что не дает мне свалиться с ног от боли и бессилия, от безысходности. Правда, этот зеленоглазый рыжик тот еще хулиган. С ним иногда трудно, он бывает очень непослушным. Но я стараюсь изо всех сил, чтобы он не совершил мою ошибку, и не поплатился за свое детское, столь глупое непослушание, как это сделала когда-то я. Ведь я не хочу, чтобы он мучился всю свою жизнь так же, как и его сестра.
Но вдруг, мои утренние мысли были прерваны криками, что доносились из кухни. Опять мачеха с отцом ссорятся. Вот черт, им даже нет дела до того, что Коленька еще спит. Обычно я не вмешиваюсь в их ссоры, но иногда бывают исключения: когда Коля вмешивается, плачет, истерически вопит… он напоминает мне тогда себя, пятилетнюю, в тот самый день, когда умерла моя мама. Мне так хочется его обнять, крепко-крепко прижать к себе и больше никогда не отпускать, всегда его поддерживать и быть рядом. И вот, я вдруг услышала, как мой мелкий братец завизжал. Мне вдруг сделалось нехорошо, я ведь очень за него волнуюсь. Мы с ним должны держаться вместе. Иначе, если мы будем порознь, поодиночке, то мы не выживем в этом аду. Наверное, настал тот момент, когда стоит вмешаться в ссору. Я резко подскочила с кровати и пошла на кухню. Придя туда, я не удивилась увиденной картине: папа сидел за столом с бутылкой водки, уже достаточно под градусом; мачеха стояла, и орала во всё горло, расставив руки в стороны; они оба даже не обратили внимания, что маленький Николка стоял и, видя и слыша всё происходящее, громко и горько плакал. Мой маленький Николаша, мне так было жаль этого невинного ребенка. Ведь он совсем не заслужил на такую жизнь. Ну, ладно я. Я – это совсем другое дело. Это расплата. Расплата за мое непослушание. Но он… он ведь всего лишь ребенок. Мне так хотелось подойти и поцеловать его в лоб, а потом опуститься на корточки, обнять и сказать ему, что всё будет хорошо. Но я знала, что это – ложь. Ничего и никогда уже хорошо не будет. Только ему я не могла так сказать. Я не имею совершенно никакого права отнимать у братишки надежду. Это ведь сущая несправедливость! Поэтому я взяла брата за руку, притянула к себе, обняв за плечи, будто защищая малыша от этих зверей, которые называли себя родителями, а потом прошептала ему на ушко, чтобы он отправлялся в свою комнату. А сама взялась разбираться с горе-родителями.
- Сволочь! Скотина! Тварь! Опять пьян, мразь! Да будь ты проклят! Лучше бы я тебя никогда не знала, подонок! – продолжала мачеха, не замечая меня, стоящую возле двери.
- Цыц! – молвил пьяный отец, еле-еле собираясь с мыслями и сопоставляя буквы в слова, а слова в предложения, и стукнув кулаком по столу, от чего мачеха вздрогнула, но не успокоилась и продолжала свою песню дальше, – Не ори на меня! Не видишь здесь дети? Ты кем меня выставляешь перед ними?
- Да ты сам себя таким выставляешь, идиот! О детях он заговорил, ишь ты! Да чтоб ты сдох, тьфу! – сказала мачеха, плюнув папе в лицо, и уже собиралась уйти прочь.
- Да вы что, совсем уже тут?! – недоумевала я, – Вы хоть понимаете, что Николка здесь стоял всё это время, пока я не пришла, и слушал ваши ссоры, оскорбления, от чего начал горько плакать и вопить, а вы даже внимания не обратили! – не выдержала я такой несправедливости.