– Ты это из-за… него? – предположила Алька. И попала в точку! Томка зарыдала. Алина ухватила её одной рукой за шубу, другой за тонкое запястье чуть повыше мокрой варежки и вместе с ней плюхнулась в рыхлый снег. Запоздало подумала: если бы девчонка начала вырываться, обеих уже соскребали бы с обледеневшего асфальта.
– Сиди здесь, – приказала Алька. – Рассказывай.
– Я без него жить не могу, – выдохнула Томка.
– Та-ак, – протянула Алька. – А он об этом знать не знает.
– В том и дело, что знает, – всхлипнула она.
– Понятно. Ты подкараулила его на улице и призналась в любви. Ну, и как он отреагировал?
– Он… засмеялся.
– Хм… Солнце моё, а что ему оставалось делать? Предложить тебе руку и сердце? Но мы не в Средневековье живем, когда десятилетних замуж брали. Поразмысли сама – ситуация дурацкая. Заметь – я не говорю, что ты дурочка – хотя в какой-то степени это так. Я просто говорю, что ситуация дурацкая. Дикая и нелепая, – наверное, не стоило этого говорить, но Альку понесло. Видимо, это была психическая реакция на нервное потрясение. – Представь себе, твоя бабушка на грани сердечного приступа. И мать, если вернулась с работы, наверное, уже тоже. Из-за такой, честно говоря, ерунды.
– Ну вот, вы обещали говорить со мной, как со взрослой, а сами воспитываете.
– Я не воспитываю, я констатирую факты. А поступаешь ты не как взрослый разумный человек, а как девочка из детсада: хочу конфетку. Маленькая эгоистка. Ты думаешь, что мир должен крутиться вокруг тебя, как вокруг солнышка? Чепуха! Сколько лет твоей матери?
– Сорок. А при чем тут это?
– Притом. Она уже старая, пойми. И наверняка больная. А бабушка – тем более. Если с тобой что-нибудь случится… Если тебя не будет, им незачем будет жить. Ты же, единственное дитя, для них свет в окошке. А Финисту…
– Кому?
– Тьфу! Виктору… Ему будет наплевать на тебя, мёртвую. Или, не дай бог, искалеченную. Потому что до смерти вряд ли расшибешься, только сломаешь позвоночник. Который, кстати, не срастается. И не будет Витюха чувствовать никаких угрызений совести.
– Вы ещё скажите, что через десять лет я все забуду и полюблю другого, – скептически хмыкнула Томка.
– А вот и не скажу! – радостно заорала Алька. – Потому что таких, как он, не забывают и не… разлюбливают, если это так произносится. Так и будешь мучиться всю жизнь. Умереть любой дурак может. Это самое лёгкое. А слабо прострадать до самой старости и виду не показывать? Ради него, а? Назло ему? Слабо?
Томка округлила зарёванные глаза. Видимо, такое ей в голову не приходило. Помолчали. Потом Алька сказала:
– Пойдем домой. А то, смотри, у меня под свитером даже майки нет. Заработаю воспаление лёгких, с тобой в снегу сидючи.
Томка спокойно позволила пропихнуть себя в окошко и вывести на лестничную площадку. Алька запоздало испугалась: не стянул ли кто её пальто, пока она была на крыше. Пальто висело на перилах. Только вот кошелька с полученной в этот день декабрьской зарплатой и ключей от квартиры в карманах не было. Пришлось проситься на ночевку к родителям, теснить близняшек на их широкой софе. Хорошо хоть, диктофон не взяла с собой, оставила в редакции.
========== 30. ==========
Запасного ключа не было. Папа пообещал выбить дверь и сменить замок после праздника. А пока пусть грабители пользуются, если хотят. Что там красть – скрипучую кровать и чёрно-белый телевизор?
На Новый год Алька была приглашена к Ивановым. Тридцать первого после работы (к счастью, отпустили пораньше) ей предстояла масса дел. Обойти полтора десятка магазинов и магазинчиков в поисках майонеза и мандаринов. Приготовить селёдку «под шубой» в двух экземплярах: для гостей и для родителей. Вырвать из когтей котёнка совершенно новые колготки и убедиться, что они безнадежно испорчены. Запретить Дальке под страхом смерти приближаться к общественным фруктам, а потом сжалиться и выделить и ей, и близняшкам, по паре мандаринок. Что-то сделать с волосами. Выпроводить явившегося с поздравлениями бывшего одноклассника… В конце концов оказалось, что Витюха, Джеки и другие «мальчики» не дождались её у перекрёстка и находятся уже у Ивановых. Так что, ей пришлось волочь сумку с мандаринами и большущее блюдо с «шубой» без чьей-либо помощи.
Алька пришла голодная, усталая, злая и на всё, что происходило вокруг, взирала скептически. Но жена Иванова оторвала её от тарелки с бутербродами и заставила участвовать в конкурсе. А потом все водили хоровод вокруг стола и пели про ёлочку. И Алька вдруг осознала, что Ивановы – мудрые люди. Ведь если занять гостей играми и конкурсами (пусть даже самыми дурацкими), они меньше съедят и выпьют! Погружённая в свои мысли, Алька отправилась на кухню помогать Иванову чистить картошку. Они так увлеклись этим занятием, что едва не пропустили полночь. Метнулись в комнату, схватили протянутые им бокалы с шампанским. «С Новым годом! С новым счастьем!»
Всех было шестнадцать человек вместе с хозяевами. Много незнакомых – Лёнька пригласил своих однокурсников. (Он, несмотря на солидный возраст, был ещё студент, учился на программиста. И даже не заочно). А хипповатый Митя не пришёл, он отметил свои восемнадцать, получил армейскую повестку и решил напоследок побыть с родителями. Перед Рождеством – отправка. «Господи, – думала Алька, – что этому мальчишке делать в армии, он же пацифист! И часовню свою так и не достроил…» Ничего, успокаивала она себя, Егорыч достроит. Надо будет организовать ребятишек ему в помощь. Раз уж не вышло с фильмом… И обязательно позвать маленького поэта Ваську: кажется, ему это нужно – самому хотя бы гвоздь забить. Это будет посильней воскресной школы с пустыми разглагольствованиями.
Володька сидел на диване рядом с женой, держал её за руку. Маринка была на пятом месяце. Если бы она тогда, по телефону, сразу сказала об этом Альке, она бы, конечно, совсем по-другому с ней разговаривала. Но она же не знала!
Алька подумала, что, в общем-то, она Маринку не понимает. Сама бы на её месте Вовку на порог не пустила. Какой из него отец для малыша? А Маринка ведь разыскивала его по каким-то бомжацким притонам. Потом приводила в чувство, отмывала. И сейчас вот за праздничным столом считает проглоченные мужем сотни граммов водки, чтобы в какой-то момент твёрдо сказать: «Вова, тебе хватит».
Иванова придумала танцы по жребию. Кавалеров-то больше, чем дам! Имена девушек написали на листках из блокнота: Лена, Марина, Таня, Оксана, Аля. Добавили три чистых бумажки и сложили всю эту лотерею в норковую шапку жены Иванова. Володька тянул первым. Развернул, прочёл, молча показал Маринке. Та улыбнулась и тихонько захлопала в ладоши. Витюхе достался клочок бумаги без имени, и он в компании других невезунчиков отправился курить на крышу. Зазвучал «медляк». Танька закружилась с Артёмом-барабанщиком. Непривычно толстая Марина топталась в обнимку с собственным мужем. Оба такие счастливые, что Альку едва не пробило на слёзы – наверное, от умиления. Или от зависти? Нескладный носатый Джеки нервно колотил костяшками пальцев зажившей руки по лаковому корпусу гитары, наблюдая, как его Ксюха виснет на шее Ленькиного сокурсника. Жена Иванова тоже танцевала с кем-то из незнакомых Альке парней. А Лёнька… Лёнька умчался на кухню помешивать забулькавшую картошку, крикнув Альке на бегу: «Танец за мной!» Алька приткнулась в уголке на диване и задремала. Ей даже, вроде бы, что-то приснилось.
Иванов потряс её за плечо:
– Не спи! Я обещал с тобой потанцевать – пойдём!
Алька готова была послать его в дальние края, признаться, что терпеть не может дурацких танцулек, особенно в два часа ночи. Но заметила в дверях, в дрожащем свете разноцветных лампочек, Витюху. Усмехнулась про себя и с готовностью протянула Лёньке руку.
Ух, как они закружили по комнате! Алька прижалась щекой к Лёнькиному пушистому свитеру и искоса поглядела на Финиста. Тот (как всегда, в шутку, конечно) упрекнул Иванова:
– Ты чего у меня Альку отбиваешь?
Лёнька по-злодейски ухмыльнулся в лохматую бороду и показал ему язык. Алька расхохоталась.