Потом я отстаю и наблюдаю, как Кэл плечом отодвигает от стены несколько деревянных ящиков и кусков железа. За ними – дверь. Провода тянутся в помещение, скрытое за ней. Когда Кэл исчезает, затворив дверь за собой, я осмеливаюсь подобраться чуть ближе.
Становится видна путаница проводов. Это радиорубка. Теперь я вижу ее совершенно ясно. Красноречивое переплетение черной проволоки означает, что из помещения за дверью можно связаться с кем-то за стенами Ирабеллы.
Но с кем может общаться Кэл?
Мое первое желание – сообщить Фарли или Килорну.
Но… если Кэл думает, что может удержать меня и еще тысячу человек от самоубийственной атаки на Корвиум, пускай продолжает.
Надеюсь, я об этом не пожалею.
5. Мэра
Я плаваю в темном море, и тени плавают вместе со мной.
Может быть, это воспоминания. Или сны. Знакомые, но странные – и с каждым что-то не так. Глаза Кэла налиты серебристой, горячей, дымящейся кровью. Лицо моего брата больше похоже на череп. Папа поднимается с кресла, однако его ноги тонки, как палочки, узловаты, ненадежны и готовы подломиться на каждом шагу. В обеих руках у Гизы торчат металлические булавки, а рот у нее зашит. Килорн тонет в реке, запутавшись в своих прекрасных сетях. Красные крысы сыплются из перерезанного горла Фарли. Кэмерон царапает себе шею, пытаясь заговорить, в ловушке собственного молчания. Металлические чешуйки ползут по телу Эванжелины, покрывая ее полностью. А Мэйвен тяжело опускается на свой странный трон, и тот сжимается и поглощает его, так что он сам превращается в камень – сидячую статую с сапфировыми глазами, полными алмазных слез.
Краем глаза я замечаю что-то фиолетовое. Я пытаюсь повернуться, слиться с ним, зная, что это такое. Моя молния так близко. Если бы только я могла уцепиться за воспоминание о ней и ощутить напоследок капельку свободы, прежде чем снова рухнуть в темноту. Но молния гаснет и исчезает, как и всё остальное. Я думаю, что сейчас, в наступающей темноте, станет холодно. Но вместо этого чувствую жар.
Мэйвен внезапно оказывается нестерпимо близко. Синие глаза, черные волосы, бледное, как у мертвеца, лицо. Его рука зависает в несколько сантиметрах от моей щеки. Она дрожит – ему хочется и прикоснуться, и отстраниться. Не знаю, что я бы предпочла.
Я думаю, что сплю. Тьма и свет меняются местами, растягиваются во все стороны. Я пытаюсь пошевелиться, но руки и ноги отяжелели. В этом виноваты оковы, или стражи, или то и другое. Они тянут меня к земле сильнее прежнего, и ужасные видения – единственное мое прибежище. Я пытаюсь ухватить то, что важнее всего – Шейд, Гиза, прочие члены моей семьи, Кэл, Килорн, молния. Но они постоянно ускользают или гаснут, едва я до них дотягиваюсь. Видимо, это еще одна пытка – Самсон доводит меня до предела, даже когда я сплю. Мэйвен тоже здесь, но я не приближаюсь к нему, и он не движется. Только сидит и смотрит, касаясь одной рукой виска, чтобы унять боль. Не моргает.
Проходят то ли годы, то ли секунды. Давление притупляется. Мое сознание становится ясным. Туман, который удерживал меня в плену, рассеивается, словно сожженный солнцем. Мне позволено проснуться.
Я хочу пить – все внутренние запасы влаги я исчерпала горькими слезами, хотя и не помню, как плакала. Гнетущая тяжесть тишины давит, как всегда. Мне вдруг становится трудно дышать, и я задумываюсь, что, возможно, так и умру. Утонув в шелковой постели, спаленная одержимостью короля, задушенная свежим воздухом.
Я снова в своей темнице-спальне. Может, я всё время тут и была. Белый свет, льющийся из окон, дает понять, что снова шел снег. В наружном мире наступила зима. Когда мои глаза привыкают к свету и очертания предметов в комнате делаются отчетливее, я осмеливаюсь оглядеться. Повожу глазами направо и налево, двигаясь не больше необходимого. Впрочем, это неважно.
Арвены стоят на страже у четырех углов моей постели и все смотрят на меня. Кошка, Клевер, Трио и Яйцеголовый. Когда я моргаю, они переглядываются.
Самсона нигде не видно, хотя я ожидала, что он нависнет надо мной со зловещей улыбкой и язвительно пожелает доброго утра. Вместо него в ногах кровати стоит маленькая женщина в простой одежде, с гладкой, иссиня-черной кожей, похожей на полированный драгоценный камень. Я ее не знаю, но в ней есть нечто знакомое. Потом я понимаю, что мерещившиеся мне оковы – это на самом деле ее руки. Она крепко держит меня за лодыжки и прикосновением умеряет боль.
Я узнаю цвета. На плечах у женщины пересекаются алый и серебряный, символизируя оба типа крови. Это целитель. Целитель кожи. Из Дома Сконоса. То, что я ощущаю при ее прикосновении, – признак исцеления; ну или, по крайней мере, она удерживает меня живой под спудом четырех столпов молчания. Их способности, очевидно, хватило бы, чтобы убить меня, не будь тут целителя. Тонкий баланс, который надо поддерживать. Видимо, она очень талантлива. У нее глаза, как у Сары. Яркие, темно-серые, выразительные.