Выбрать главу

Нам, лебедям, шампунь по статусу не положен, обходимся продукцией нашего мыловаренного мини-цеха. Бабка Паша, хоть и под восемьдесят ей уже, так дело поставила, что в прежние времена неплохие деньги зарабатывала бы. Какое хочешь мыло сварит: и оранжевое на моркови, и зеленоватое душистое на крапиве и мяте. Грех жаловаться. Но вот Юрка, то есть врач Калинин, недавно с днем рождения меня поздравлял, так в пакете с подарками оказался пробник с шампунем. Знаю, реально порадовать хотел. Он же меня с детства опекал, словно старший брат, и в школе заступался, и на работу в свое время устроил, и на свадьбе моей гулял… Только у меня духу не хватило открыть тот пакетик. Снова почувствовать сладковатый запах «морской свежести» или долбаного алое… Это трупный запах. Химия бессмертна. Ей все равно, в каком амплуа предстать перед нами – хоть в виде ароматного шампуня, хоть в виде говна, которое на нас сбросили в таком количестве, что из всего города только Остров и устоял. Да и волос у меня давно уже нет. Под вспревшей «вязанкой» привычная выскобленная черепушка.

Сколько я здесь? Смотрю на часы, добротные, механические. Их, как и оружие, выдают только рейдерам и держат под таким замком, под которым не прячет свою задницу обиженный Зюзя. Посеешь или сломаешь – таких звезд огребешь, что карцер раем покажется.

– Э-эй!

Бесполезно. Уже понятно, что не отзовутся.

Не слышат.

Тихий, отдаленный звук. Слева. Где-то там, далеко, в клубящемся влажном мареве неспешно бредет что-то огромное и неповоротливое.

Внезапно накатывает страх. Не от одиночества, а от нахлынувшего желания скорее оказаться… дома? А затем приходит чудовищный, животный ужас осознания того, что за теми стенами я в безопасности. Хотя любой другой душу бы продал, чтобы об этом даже не слышать.

Надеваю маску «дыхалки», нахожу наконец щуп и иду.

Под сапогами чавкает, хлюпает, приминается. Будто понаделали в планете дыр, вот и сдувается она потихоньку, как футбольный мяч.

Сполох.

Показалось? Марево такое плотное, что лучи солнца редко проникают сквозь него.

Еще сполох.

Протираю маску запястьем, жду.

Вот снова, и потом все чаще и чаще.

Ритмичный, голубоватый, словно проблесковый маячок полицейской машины или «скорой». Свои! Сигналят!

Поправляю рюкзак, собираю остатки сил, бегу. Но свечение не приближается. Наоборот, манит, словно в ночном кошмаре, при этом оставаясь на недосягаемом расстоянии. Дыхание клокочет под плотной резиной маски.

Спотыкаюсь обо что-то, падаю.

Страшное, развороченное нечто, от которого все еще поднимается пар. Одна из тварей, которых разметал наш рейд?

Поднимаюсь, снова бегу на огонек. Запрыгиваю на плот, заклинаю всякой ересью цепь над головой, несущую на ту сторону. Молиться? Как? Кому? Богу, которого я не знаю? Хмари, которая то казнит, то милует? Впрочем, почему бы и нет… «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»[1], помилуй меня, отпусти живого и невредимого…

Тр-р-р-р.

Вот уже слышу, как работает прибрежный двигатель.

К безопасному берегу, скорее, ну же, ну же! Идиоты, весло на днях утопили, а новое сделать не успели. В голове тупо пульсирует мысль: нет, это не могут быть свои, ну откуда на нашем Острове – крошечном огрызке Соликамска – возьмется проблесковый маячок? Да и плот… Он должен быть у пристани, а не возле противоположного берега…

Достаю из кармана найденный болт. Размахиваюсь и швыряю его подальше.

Внезапно хлестко бьет по ушам давно отпечатавшееся на подкорке, словно дорожка на пластинке, начало «Лебединого озера», и сполохи прекращаются. Поспешно выбираюсь на пологий берег к тарахтящему движку, поскальзываюсь, падаю на колени возле форпоста с его высоким железным крестом – особый отряд, пожалуйста, пожалуйста, помоги – и Хмарь тут же расступается, выталкивает меня из своего душного туманного чрева и мертвенно выдыхает в затылок детским голосом:

вернуться

1

Эпиграф к книге Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Видоизмененная строка из поэмы В. Тредиаковского «Телемахида».