– Зачем пришли? – Врач не скрывал раздражения: Даша застала его в разгар трапезы.
– Что вы с ними делаете? – Голос Даши дал слабину, она прочистила горло. – С эмбрионами.
– Обеспечиваем ваше бессмертие, милочка. Измельчаем органы и ткани, из эмбрионального материала получаем фетальный субстрат, выделяем клетки, замораживаем и развозим по клиникам. Чтобы когда ваши теломеры не достигли критически малой длины, организм не решил: а давайте отключим эту старую развалину. – Он проткнул вилкой кусок мяса и отправил в рот.
Дашу вновь замутило. Пользуясь достижениями науки и не задавая вопросов, она тоже была виновна.
– Я хочу его оставить.
Врач поперхнулся и отодвинул тарелку с недоеденным ужином.
– Вы что, рожать собираетесь? – Он с трудом проглотил застрявший в горле кусок.
– Да, я так решила, – Даша вскинула подбородок. Она не узнавала себя: она, обычный оператор бухгалтерской системы, бросает вызов устоям общества, совсем как в тех фильмах, которые в последние месяцы настойчиво предлагал ей к просмотру домашний кинотеатр.
– Погодите. Для начала представьтесь, милочка. Меня зовут Фёдор Иванович Касапин, а вы…
– Гебурт Дарья Петровна.
– Так-так, посмотрим, – Касапин защёлкал клавишами. – Сто третья палата, назначения… Ничего не понимаю, блокатор окситоцина вам прописали на раннем сроке. Вы ходили на уколы?
– Мне об этом не говорили, – смутилась Даша.
– Ясненько, – протянул Касапин. – Сколько раз я просил усилить контроль… Сейчас всё исправим, возвращайтесь в палату.
– Нет. Вы отмените операцию и не будете разглашать причину. Я собираюсь уйти отсюда, и ребёнка вам не отдам.
– Это ещё не ребёнок, милочка, это плод. Не человек, не член общества. Лишний рот. Обуза, в том числе для вас. Вы ведь в курсе, что роды законодательно запрещены уже двадцать лет? Жаль, что запрет опоздал: у нас перенаселение – сорок миллиардов голодных ртов, есть приходится откровенную дрянь из водорослей и собственных фекалий – представляете, что будет, если все начнут рожать? На Марсе мёрзнуть желающих мало, да и скука там смертная, на Луне склад Амазона, а больше нам с этого треклятого шара деваться некуда. Как вы собираетесь растить его, в каких условиях? Для детей в этом мире ничего не осталось. – Даша не выдержала взгляда врача и опустила глаза. Он был прав; немыслимо, невозможно, но именно об этом кричало её сердце.
– Советую вам успокоиться, дождаться операции и радоваться, что вы приняли верное решение. – В голосе главврача слышались отеческие нотки. Известно ли ему, что значит быть отцом?
Даша вышла из кабинета и без сил прислонилась к стене. Из груди волной поднимались рыдания.
Касапин за дверью заговорил:
– Милочка, блокатор окситоцина и нейролептик в сто третью. Срочно.
Она побежала. Добравшись до палаты, накинула халат и стала рассовывать по пакетам разбросанные впопыхах пожитки. Домой она не вернётся, где-нибудь переждёт, а когда всё уляжется, придёт за вещами. Или достанет новые. Сбежит в лес, сколотит хижину и вырастит его, чего бы это не стоило.
В суете она не услышала шагов сестры. Дверь хлопнула – Даша вмиг обернулась. Толстая баба приближалась к ней с пистолетом для инъекций и натянутой улыбкой, заполнив собой дверной проём. Даша обречённо села на кровать.
– Поднимайте халатик, сейчас поставим вам укольчик, – ворковала сестра.
Не дождавшись ответа, она оголила жертве бедро и нацелилась иглой в белую кожу. Даша вскинула руку и сжала сестре запястье – та не успела раскрыть рта, как Даша приставила к её ноге пистолет и с силой нажала на курок. Сестра вскрикнула и замолкла, её толстые губы приоткрылись, и грузное тело рухнуло на кровать.
Даша влезла на подоконник и спрыгнула в траву. Она тут же замёрзла, холодный пот заструился по спине.
Под натиском ветра облака сбивались в стада и темнели густой синевой. Даша выбежала за ограду и вспомнила, что не взяла вещи и так и осталась в халате и домашних тапках. Она заревела от бессилия. Её никто не преследовал, но это был лишь вопрос времени. Они непременно узнают о нападении на сестру и побег из клиники, придут и заберут ребёнка силой.
Живот пронзила острая боль, он отяжелел – Даша словно несла в себе увесистый камень. Она продолжала бежать, дыша ртом, как измученная собака, и гладила маленький холмик, стараясь вернуть ему мягкость. Голова закружилась, и она уже не в силах была отгонять непрошенные мысли.
«Сейчас, сейчас всё закончится. Я упаду, и они добьются своего. Я его потеряю… Мамочка, мамочка, помоги…»