— Пожалуйста, позволь мне сесть! Я больше не могу стоять.
Такино снова надавил на нож, чтобы лезвие вошло в тело мужчины ещё глубже и затем легонько провёл по горлу. «Костюм» тоненько завизжал. Кровь закапала на белый воротник рубашки. Мужчина судорожно привстал на цыпочки.
— Никто не требует от тебя каких-то специальных усилий — просто стой прямо, вот и всё. Присядешь на свою несчастную задницу — и всё будет кончено.
Один из двух мужчин, стоявших у стены, шагнул вперёд.
— Не двигаться! — завизжал «костюм». — Он не шутит. Он на самом деле это сделает!
— Малыш, не играй со мной, чёрт возьми, — отозвался Такино. — Я знаю, как убить человека. Не впервой.
Акеми с трудом сумела затолкать пять-шесть вещей в чемодан. Она всё ещё растерянно стояла посреди комнаты.
— Все ценные вещи положила?
Акеми слабо кивнула.
— Хорошо, пошли. Возьмём с собой старика. Пойдём и отыщем местечко, где эти сволочи не смогут вас найти.
— С отцом?
— Ну, он ведь тебе отец, правда? И он ранен.
— И если я просто уйду, то всё будет в порядке?
— Если ты не поторопишься, то этот парень без головы останется. Пока ты не уйдёшь, я тоже не смогу.
— Ты будешь нам помогать?
— Просто иди отсюда. Как можно дальше.
Акеми протянула руку к отцу и тронула его за плечо. Старик неуверенно поднялся на ноги. Он не смотрел ни на Такино, ни на других людей в комнате. Он крепко прижал руки к груди, держа их таким образом, будто хотел сберечь нечто ценное для него.
На тыльной стороне руки виднелась рана. Но одного взгляда на неё хватало, чтобы понять: порез не очень глубок.
— Откуда вы все? — спросил Такино. Он всё ещё держал лезвие ножа у горла человека в костюме. — Я имею в виду, чьи значки вы носите?
— Чьи значки? — переспросил один из мужчин, прижавшийся спиной к стене.
«Костюм» издал горлом квакающий звук. Казалось, будто он хочет что-то сказать. Такино опустил нож немного пониже.
— Мы… Мы не в игре. Мы иногда работаем букмекерами.
— Ну, а тогда чем вы на самом деле занимаетесь?
— У меня бар в Акабане[37], называется «Фул Хэнд». Правда. Мы не принадлежим к якудзе. Вон те двое просто мои приятели, они водители грузовика… Давай, хватит. Я умоляю тебя, пожалуйста, позволь мне сесть. Я больше не могу стоять.
— Так, значит, вы любители, которые бегают, размахивают ножом и прикидываются профессионалами. Вот так люди и нарываются на неприятности.
— Пожалуйста, позволь мне сесть! Я больше не могу стоять.
— Ты всё время это повторяешь, но посмотри-ка на себя: ты всё ещё стоишь! Напряги свою волю, и ты ещё по меньшей мере час продержишься.
По лбу человека в костюме катились бусинки холодного пота. От его лица отхлынула кровь; время от времени он закрывал глаза.
— Ты говорил о компенсации, а это слово не из лексикона Любителей. Так говорят профи. Мне оно не нравится. Ты знаешь, что значит, когда якудза говорят «компенсация»? Знаешь?
— Прости меня! Прости меня! Я думал, что если мы так скажем, ты испугаешься. Вот и всё. Я прошу прощения.
«Костюм» закрыл глаза. Его колени снова начали подгибаться, а тело поползло вниз. Нож вонзился в шею.
Такино вытащил лезвие из горла и швырнул мужчину в ту сторону, где у стены стояли его подельники. «Костюм» упал на пол лицом вниз и застонал. Двое других помогли ему подняться.
— Ладно, проваливайте. И побыстрее. Если вы немедленно не остановите кровотечение, то ваш дружок кончится.
Такино поднял с пола чехол от ножа. На ковре осталась небольшая лужица крови.
— Дайте нам какие-нибудь тряпки или что-нибудь подобное, если можно. Ну, что-нибудь, чтобы кровь вытереть. Люди могут позвонить в полицию, если увидят в холле кровавые следы, — сказал один из мужчин.
Это был человек невысокого роста, щуплый, с бритой головой. Похоже, голова у него работала лучше, чем у «костюма».
— Можете, если хотите, взять простыни с кровати. В любом случае ими сейчас никто не будет пользоваться.
Парень разорвал простыню на четыре части и плотно обмотал импровизированным бинтом раненую ногу мужчины в костюме. На белой ткани тут же выступили пятна крови, но повязка была наложена достаточно умело, чтобы приостановить кровотечение.
Когда трое мужчин вышли из комнаты, она вдруг показалась пустой.
Такино прошёл в ванную и умыл лицо. С подсохших было ран снялась корочка, и ссадины снова начали кровоточить. Где-то на голове, под волосами, обнаружилась ещё одна рана.
Он обтёрся влажным полотенцем. Всё тело ломило, и когда Такино нажимал слишком сильно, его пронизывала резкая боль. Он снова вымыл лицо, скрутил полотенце потуже и стянул им рану на голове. Лицо, отражавшееся в зеркале, выглядело просто ужасно. Челюсть Такино представляла собой сплошные распухшие ссадины и синяки.
Такино взял бутылку виски за горлышко и поднёс её ко рту. Его обожгла невероятная боль: внутри рта всё тоже было изранено.
На улице уже совершенно стемнело. Семь часов. Прошло больше времени, чем он думал. Очевидно, он выключился на некоторый период. Такино стоял у окна, но дождя на самом деле не видел. Только по звукам он понимал, что снаружи идёт сильный дождь.
Он почувствовал, что сзади кто-то есть.
На пороге гостиной в промокшей одежде стояла Акеми; волосы облепили голову, а её лицо казалось маленьким, словно у ребёнка. Свитер девушки намок, дождь не пощадил и чемодан, который она держала в руках.
Такино сделал ещё один глоток виски. Кровь слегка проступила через полотенце, прижатое к ране на голове. Но, похоже, что кровотечение всё же остановилось. Акеми дрожала. За пурпурными губами виднелись её белые зубки.
— Я видела, что они ушли. Я следила за домом из аллеи через улицу.
Такино потрогал порез на голове рукой. Снова вернулась тупая боль. Однако когда он взглянул на пальцы, то крови на них не было.
— Я дала отцу миллион иен и посадила его в такси.
— Я отдал его тебе, — сказал он.
— И ты даже не сердишься на меня?
— Да мне и в голову никогда не приходило, что он может быть твоим стариком. Извини. Не следовало мне его в тот раз так бить.
— Я начала работать почти сразу, как начала учиться в старшей школе. Через некоторое время я просто перестала ходить учиться. А потом я встретила парня, который мне понравился. Он был первым, у кого я взяла деньги.
С волос Акеми текла вода. Казалось, будто это капают слёзы.
Такино зажал губами сигарету и сел на диван. По сравнению со спальней, гостиная находилась не в столь уж плохом состоянии.
— Именно я сделала отца тем, кто он сейчас есть, — теперь по лицу девушки уже текли настоящие слёзы. — Я сказала ему, что мама встречается с другим мужчиной. И я показала ему то место, где у них были свидания.
Такино снова потрогал пальцами рану под волосами. Разрез делил большую шишку на его голове ровно на две части. Должно быть, сюда ударила пепельница.
— У тебя здесь есть какие-нибудь лекарства? — спросил он.
— Секундочку, — вскоре Акеми вернулась, держа в руках склянку с мазью.
Как только Акеми приложила мазь к ране, Такино обожгла боль.
— Кровь не идёт, — заметила она.
Он выбросил сигарету в пепельницу. Казалось, что даже курение раздражает раны.
— Что ты собираешься сейчас делать? — спросил Такино.
— Я хочу быть с тобой. Понимаю, что каждый день не получится. Но даже если ты просто будешь приходить время от времени, мне и этого достаточно.
Такино подошёл к окну и поднял голову, посмотрев на тёмное небо.
— Я не буду просить тебя о любви. Мне достаточно просто любить тебя. Сейчас я это понимаю.
Дождя он практически не видел — только слышал его. Такино повернулся лицом к комнате и снова сделал глоток из бутылки, стоявшей на столе. Сейчас виски уже не так сильно обжёг рот. Он протянул бутылку Акеми, но она даже не заметила её. Она смотрела прямо в глаза Такино.