Такино очень хорошо помнил свою мать, сейчас даже более отчётливо, чем отца. Однажды, когда он заболел, она взгромоздила его к себе на спину и потащила в госпиталь. По ночам, если было холодно, она позволяла мальчику забираться к ней на раскладной диван и держала его на руках, чтобы он согрелся. Мать вязала ему толстые шерстяные свитера. Он помнил, что она бессчётное количество раз ругала его, но не мог вспомнить, делал ли он что-то не так. Однако в его памяти звучал её голос, и он ясно представлял лицо матери в тот момент, когда она говорила: «Я расскажу об этом отцу…»
А затем вдруг её не стало. Маленький Такино понял это весьма странным образом. Просто в один прекрасный день его отец, вместо того чтобы уйти на работу, почему-то начал всё время проводить дома. Он был здесь всегда, каждый день.
Кинжал, а вернее морской кортик, был единственной памятной вещью, которую Такино хранил с тех пор, как после смерти отца его вышвырнули из арендованного дома. Отец всегда гордился тем временем, которое провёл на флоте. Всё остальное он просто не принимал во внимание. Странно, что у Такино ничего не осталось на память от матери, даже её фотографии.
Первой работой, которую ему удалось получить после того, как он бросил школу, стала работа на текстильной фабрике. Он трудился там в течение трёх месяцев. После провёл полгода на станции по ремонту автомобилей, а затем месяц работал на стройке. Однажды у Такино вышли большие проблемы с деньгами. В итоге дело обернулось так, что ему пришлось выбивать монеты из одного парня, который позже пришёл к нему просить прощение с банкнотой достоинством в тысячу иен в руках. Он хорошо помнил этот случай: тогда он впервые получал с кого-то деньги, применив свои кулаки.
Такино вытащил кортик из ножен. Он был намного короче, чем ножны, но из-за своей особой тонкости выглядел длиннее, чем обычный нож такого же размера.
Он ожидал, что увидит на кинжале куда больше ржавчины, но на лезвии проступило только несколько пятнышек другого цвета. Сталь не отличалась какой-нибудь особо затейливой гравировкой, и кончик лезвия не был изогнут. По длине клинок можно сравнить с ножом для разделки мяса. Кинжал вовсе не представлял собой выдающееся произведение искусства: когда-то каждый офицер военно-морского флота привязывал такой кортик на пояс.
У кортика была небольшая гарда. Наверное, она выполняла в основном декоративную функцию, однако делала вещь совершенно особенной. Если б не было гарды, то пришлось бы слегка отводить руку назад, боясь пораниться об острое лезвие при нанесении сильного удара.
Такино убрал с эфеса ограничитель из бамбука, освободил клинок и пошёл в ванную комнату, держа в руках лезвие и специальные точильные бруски, которые он использовал в работе с трубками. У Такино их было три вида: грубые, средние и для тонкой, окончательной шлифовки.
Он разделся до пояса, затем завернул оба конца лезвия в ткань, крепко взялся за нож и прошёлся по нему грубым точилом. Он навалился на брусок всем своим телом, и сильный скрежет эхом разнёсся по ванной. Поработав над лезвием минут десять, Такино убрал ржавчину и с той, и с другой стороны ножа.
Затем он взял точильный камень со средним зерном и на сей раз быстро поводил по нему лезвием, не особенно нажимая на него. Тем не менее Такино уже весь покрылся потом.
Однажды Сакурай сказал ему, что не следует слишком остро затачивать нож. «Иначе он быстро придёт в негодность», — пояснил он. Такино пользовался точильными брусками после каждой драки. Он терпеть не мог, если нож был испачкан кровью. По меньшей мере двум людям этот кинжал принёс смерть, а ещё десять человек получили серьёзные ранения. Потом Такино привёл кортик в порядок. Вряд ли он был бы рад, если бы пришлось воспользоваться другим лезвием. Поэтому он всегда проводил именно эту процедуру. Такаяси и Сакурай своих ножей не имели. И его старый друг любил говорить, что он использует то, что оказывается под рукой. А что-нибудь подходящее всегда находилось: у банды хватало ножей, кинжалов и мечей на любой вкус.
Однажды им пришлось драться с соперничающей группировкой: шла борьба за право контролировать местные питейные заведения. Такино и Такаяси, а также трое других людей из их банды вступили в драку против десяти человек. Ситуация ещё больше усугублялась тем, что те трое были так слабы, что можно считать, будто их совсем не было. Сначала за ними гнались, а потом их припёрли в угол. Такаяси пустил в дело свою цепь. Четверо противников вытащили длинные ножи, и Такино бросился в бой. Он тоже достал свой кортик. Нож предводителя группировки противников просвистел совсем рядом — в трёх пальцах от Такино. Этого оказалось достаточным, чтобы битва началась.
«Не хотел бы я попасть тебе под горячую руку, когда ты бросаешь нож», — сказал ему потом Такаяси.
В эти дни их банда была на подъёме. Такино и Такаяси бросались в любую драку так, будто это была их последняя битва, и они всегда выходили из неё победителями. Если бы Сакурай проводил более жёсткую политику, то не стоит и говорить о том, как они могли окончить свою жизнь. Но он держал их на коротком поводке. Как только Такино и Такаяси ввязывались в бесполезную драку, Сакурай им устраивал такую взбучку, что они даже есть несколько дней не хотели. «Не стоит гордиться жестокостью. Мы не награждаем медалями тех ребят, которые вернулись в банду из тюрьмы. Вы закончите свои дни в тюрьме, потому что ведёте себя как настоящие дураки. Разве я не говорил вам, что прежде чем ввязываться в схватку, нужно подумать?»
Драки с применением оружия случались довольно редко. Как правило, пистолетами пользовались лишь в тех случаях, когда между группировками шла открытая перестрелка. А вот в обычных драках и всяческих потасовках бились голыми руками или применяли холодное оружие. Ножевые ранения редко вели к немедленной смерти, чаще всего нет, и драка обычно шла до первой крови. Кроме того, из пистолета любой дурак может выстрелить. Лучше вывести человека из строя так, чтобы он даже и не понял, что произошло. Пистолет — оружие трусов. Нож — совсем другое дело. Используя его, ты можешь и сам погибнуть — нужно быть к этому готовым.
Такино ополоснул кинжал под холодной водой. Он потрогал лезвие большим пальцем руки, ощутив, как острый край входит в его плоть. Теперь нож был отлично заточен, но поверхность лезвия всё ещё оставалась шероховатой. Он взял последний точильный брусок.
Когда он точил нож, с его подбородка стекал пот. Однако теперь лезвие сделалось удивительно гладким на ощупь, почти нежным.
Кроме того, острая часть ножа перестала быть тусклой и сейчас отсвечивала глубоким блеском. Такино снова и снова споласкивал кинжал холодной водой, прерываясь на время, чтобы внимательно посмотреть на лезвие, прежде чем снова сунуть его под воду.
Уже собранный кинжал Такино опять положил в ножны, протерев его куском ткани в последний раз, а затем убрал оружие в дорожную сумку.
Дело сделано. Он прошёл в гостиную и закурил сигарету. Кёрпер и Кёрпи счастливо ворковали друг с другом в своей клетке. Казалось, что у них всё идёт ещё лучше, чем всегда. Возможно, они вот-вот собираются отложить очередные яйца. Когда птенцы подрастали, Юки всегда относила их в зоомагазин. «Нам не нужны деньги — мы просто хотим найти им хороший дом». Ему стало интересно, всегда ли она говорила одно и то же.
Такино вытряхнул пепельницу в мусорное ведро, затем помыл её и поставил на кружевную салфетку, которую Юки сплела для обеденного стола. Кружева сморщились, Такино поправил салфетку и разгладил её руками.
Он немного побродил по квартире, прощаясь с каждым помещением. В конце концов он подошёл к двери комнаты Мизу. Его рука потянулась к ручке, но замерла на полпути. Такино развернулся, пошёл обратно в гостиную и надел костюм. Перебросив сумку для гольфа через правое плечо и взяв в левую руку дорожный саквояж, он вышел из квартиры.
Как они и договаривались, Акеми появилась в кафе, едва только пробило три.
Она увидела, что Такино сидит за одним из столиков у окна, и слегка улыбнулась ему. На ней было серое пальто, накинутое поверх платья цвета красного вина. По её меркам очень стильно.