Кристьяно (резко). Синьора!
Первый гарсон. Прошу прощения. Синьора просила нас доставить шампанское и пирожные. (Хитро.) Должно быть, это по какому–то случаю?
Кристьяно (не обращая внимания на его любопытство). Мамы здесь нет.
Первый гарсон. Мы подождем… (Делает знаки второму.) Позвольте представить… Это мой друг Геркулес. Когда он не в спортзале, он работает у нас. (Подталкивает его вперед, чтобы тот пожал руку Кристьяно.)
Второй гарсон (протягивая руку между прутьями). Очень приятно.
Первый гарсон. Он атлет.
Кристьяно, которому это все уже надоело, с безразличием протягивает руку. Пытается скрыть свое раздражение энергичным рукопожатием.
Первый гарсон. Видите эту руку? А эти мускулы! Потому мы и называем его Геркулесом! Он вышел в полуфинал по тяжелой атлетике. Даже получил бронзовую медаль — представляете! Покажи ему фото, Геркулес. (Второй гарсон достает бумажник, ищет, потом протягивает Кристьяно фотокарточку.) Это результат решительности и силы воли. (Хлопает его по заднице.) Он, как и вы, маэстро, очень настойчив. Видите, какой он был хилый? Не обижайтесь, маэстро, но прямо как вы. Даже еще слабей.
Кристьяно впервые проявляет интерес к теме разговора. Возвращает фото.
Кристьяно. Невероятное превращение. За сколько лет?
Первый гарсон (отвечает за второго). За несколько месяцев. Расскажи им. Расскажи маэстро.
Второй гарсон (механически, очевидно, повторяя то, чему его научил первый). В школе я был слабаком. Потом начал ходить в спортзал. Я был ловкий, но слабый. Ударял соперника десять, двадцать раз, но тому хоть бы что. (Демонстрирует бокс.) А ему было достаточно одного удара, чтобы свалить меня с ног. Пришлось начать все с начала. С рук. (Кристьяно проявляет живой интерес.) Цезарь помог мне. Может, вы знаете его, маэстро. Он вратарь нашей команды. Вратарю нужны сильные руки. Так что он занимался вот этими. (С легкостью поднимает гири несколько раз.) Видите, маэстро? Это просто. Через несколько месяцев ваши мускулы накачиваются, кисть становится сильной. Хотите попробовать? (Кристьяно настораживается.) Давайте! Это легко. (Кристьяно берет тяжелую гирю, пытается поднять, но ему не удается. Гиря падает с ужасным шумом.)
Первый гарсон (быстро, чтобы подбодрить Кристьяно). То же самое было, когда и он попробовал первый раз. Я знаю, потому что был при этом. Он чуть не раздробил себе ногу. Может, ты оставишь их маэстро. Он бы позанимался с ними.
Кристьяно. Нет…
Второй гарсон. Берите, маэстро. У меня дома есть другие, тяжелее. Я их коллекционирую. С удовольствием их вам оставлю. (Проталкивает гири в клетку.)
Кристьяно (смущенно). Не знаю, будет ли у меня время…
Натянутая пауза. Кристьяно берет один из томиков Чехова.
Первый гарсон (начинает разговор опять). И через несколько месяцев, маэстро… (Напрягает бицепсы и подмигивает другу.) …У вас будут такие же мускулы, как у Геркулеса. (Кристьяно вздрагивает от этой мысли.) Кстати, маэстро, когда вы родились?
Кристьяно. В шестьдесят шестом.
Первый гарсон (лицемерно). Подумать только, какое совпадение! И Геркулес тоже! (Подбивает Геркулеса вступить в разговор.) Ну, скажи им!
Второй гарсон. Да, я родился семнадцатого января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.
Кристьяно (медленно оборачиваясь). Семнадцатого января?… Как странно. Когда мы разговаривали о руках, на секунду подумал… Знаешь, кто родился семнадцатого января тысяча восемьсот шестидесятого года?
Второй гарсон (глядя на первого). Да. (Неправильно ставит ударение.) Чехов. Тот, который написал «Свадьбу», «Сад трех сестер». Он мне рассказывал. (Показывает на первого.)
Первый гарсон (раздражен его тупостью). Да, мы о нем говорили. Я рассказал ему, что вы обожаете Чехова… И что мы беседуем о нем время от времени, и что его брат называл его бездельником.
Кристьяно (наконец получает возможность показать свою эрудицию). Михаил Павлович, его брат и биограф, писал в своих воспоминаниях: «Он меньше всего способен на физический труд.» (С воодушевлением поясняет.) Он не сразу нашел свое место в жизни. Получил медицинское образование в 1884, но окончательно бросил практику, потому что не мог больше смотреть на окружавшие его страдания. (Эмоционально.) Никто из писателей всех времен тоньше его не чувствовал!