Клетка
Эта клетка была намного больше той, в которой нас везли. Но мы так обессилили от бесконечной тряски, тесноты и невозможности дышать, что, когда нас вытряхнули – рывком, одним махом, выплеснули словно помои – мы просто упали на дно клетки и лежали, не шевелясь. Мы могли только дышать – с трудом, потихоньку, маленькими глотками, с каждым глотком удивляясь, что мы все еще можем, оказывается, дышать. Только круто ходили бока, беззвучно шевелились дрожащие губы, и из глаз вытекало безумие.
Наконец, мы пришли в себя настолько, что смогли оторвать друг от друга слипшиеся тела, немного пошевелиться и начать оглядываться. Клетка была стеклянной. Сквозь стены мы видели другой, незнакомый и страшный мир – и в этом мире жили чудовища. Мы все собрались перед стеклом и с удивлением и ужасом смотрели на этот мир – в нем не было ничего от нашего мира. Чудовища издавали звуки, которые мы чувствовали всем телом, они прокатывались по нам как волна. Волна била в мозг и заставляла неприятно вздрагивать и ежиться. Это было ни на что не похоже – я никогда не слышал, чтобы так разговаривали живые существа. А я видел много, я много где был – я поднимался до самых дальних порогов Гремучей реки – и даже смог вернуться обратно. Тогда нас вернулась жалкая горстка, а ушла целая стая. Таких диковинных существ я никогда раньше не видел, даже там! Они сновали за стеклом, их было много – и они были разные. Но для нас они были все огромны, непостижимо огромны. Они приходили к клетке и разглядывали нас – а мы, безмолвно застыв, смотрели на них. Иногда кто-нибудь из них прижимал к стеклу нос или прикрывал свет так, чтобы было лучше видно – и тогда они становились еще уродливее и гаже.
Один из них почти прижался к стеклу лицом, и тогда прямо передо мной оказался его глаз – огромный, отливающий коричневым с золотом со страшным черным зрачком. Этот зрачок был самое ужасное и непередаваемое, что я видел до сих пор – это был как вход в бездну, как провал в черноту. Я видел свое отражение в этом зрачке и не мог пошевелиться – я даже забыл, что надо дышать. Глаз чудовища был очень подвижен, перекатывался в своем ложе, вращался и двигался. Взгляд перетекал с одного из нас на другого, рывками хаотично рыскал по всей клетке и в коричневом золоте плескались светлые блики. Вдруг как штора стремительно упала и взвилась вновь – огромное веко с чудовищными ресницами захлопнулось и скрыло страшный глаз – одно мгновение, один перебой сердца – и глаз опять оказался прямо передо мной. Только когда чудовище отодвинулось от клетки, я смог перевести дыхание и пошевелиться – я онемел от ужаса. Чудовища отходили и приходили снова. Они тыкали в стекло, водили по нему огромными толстыми пальцами – и на стекле оставались жирные радужные разводы. В клетку постепенно просачивались запахи – оказывается, чудовища пахли. Отвратительно и в то же время волнующе. Это были странные, непривычные запахи, я бы даже не смог их точно описать – значение многих открылось нам позже и – видит бог! – я предпочел бы никогда их не знать!
Нас было десять. Десять перепуганных и обезумевших от страха неудачников, случайно попавших в эту переделку. Оказавшихся не в том месте, не в то время. Попутчики по дороге в ад.
Мы очень быстро познакомились, скомкано и бессвязно поведали друг другу свои нехитрые истории – истории про то, как мы очутились здесь. Для всех это было просто утро – обыкновенное утро, начало нового обыкновенного дня. Оно могло быть лучше, могло быть хуже, но оно было самым обыкновенным.
Дороти вела Миди в садик для малышей, а Миди капризничала всю дорогу.
Тим и Эли собирались перекусить и еще немного поболтать – они совсем недавно стали жить вместе, самостоятельно, одни – ну, вы понимаете. Они были в том возрасте, когда так много хочется сказать друг другу – когда еще есть что сказать! Когда еще хочется быть вместе – всегда, каждое мгновенье, касаться, видеть друг друга. Они и здесь все время были рядом – одновременно трогательные и смешные.
Фрэнк решил, наконец, поправить крышу – ну да, он был ленивым парнем, медлительным, немного туповатым, давно собирался, крыша совсем провалилась, а тут вот сказал себе – все, надо сделать…
Бадди и Холи ругались – они ругались уже с утра, они всегда ругались – почему он разбрасывает вещи, почему она так долго собирается, почему он шляется со своими друзьями, где она была со своими подругами, почему его мама позволила себе такие высказывания в ее адрес и почему она опять столько потратила в этом месяце. Теперь они даже не могли вспомнить из-за чего они ругались в то самое мгновение, когда все случилось.