– Но ты же возьмешь меня с собой? – спросила меня Малявка и заглянула мне в глаза внимательно и серьезно. – Потому что, видишь ли какое дело, я тебя больше одного никуда не отпущу. Никогда. Никуда. Ты можешь ругаться, кричать, обижать меня, ты можешь даже опять попытаться меня прогнать – у тебя ничего не получиться. Ты должен знать это. Я не отпущу тебя одного. Без меня ты влипаешь в гнусные истории.
И представляете, у нее все еще были разноцветные плавники – через столько-то лет! Мне с ней всегда было так весело – как же это я забыл…
***
Звякнул колокольчик, и дверь распахнулась. Ломоть солнца шлепнулся и растекся по деревянному полу. Мальчишка протопал босыми пятками и швырнул мешки с провизией за барную стойку. Потом нырнул в холодильник почти по пояс, а когда вынырнул – в руке у него была молочная бутылка, и он с удовольствием из нее отхлебнул. Потом отхлебнул еще раз и зажмурился, чувствуя, как холодное молоко плещется у него в животе. Несколько капель, обгоняя друг друга, побежали по его футболке, и мальчишка машинально растер их ладонью.
Прихлебывая из бутылки, мальчишка стаскивал со столов стулья и расставлял их, весело громыхая. Потом он запустил руку в мутную воду большого аквариума и поболтал в ней – это он так помыл ее от липкого молока. И в этот момент мальчишка увидел лосося.
– Ого, – сказал мальчишка и немедленно забыл про молоко. – Как это ты тут оказался? Они тебя что – потеряли? Ты спрятался? Или ты дохлый?
Мальчишка забрался в воду обеими руками и разгреб декоративный мусор, который клали на дно специально, «для натюрморта», как любил говорить отец мальчишки. Мусор изображал цветные камешки, гроты, сокровища и обломки затонувших кораблей. Вот как раз под сокровищами и обломками и лежал лосось. Мальчишка осторожно потыкал пальцем пятнистую спину. Лосось вздрогнул, слегка шевельнул плавниками и снова замер.
– Живой, – удовлетворенно заметил сам себе мальчишка. – Таааак… Как бы нам тебя… Куда бы нам…
И он стал озираться, соображая.
– Подожди меня здесь, – велел он лососю и, топоча, скрылся на кухне. Когда он вернулся, в руке у него была большая банка.
– Ну, полезай, полезай в банку, слышишь? – мальчишка опустил банку в аквариум, и вода хлынула в нее через широкое горло, потащив за собой вялого лососика. Перед самым горлышком лосось застрял.
– Ты бы хоть хвостом шевельнул, приятель, – заметил ему мальчишка укоризненно. – Я тебя тут спасаю, между прочим, так ты бы мне помог что ли.
Он подпихнул лосося в банку, потом поднял банку повыше и посмотрел – тот плавал в мутной воде вместе с несколькими «обломками кораблекрушений» и кусочками синтетических водорослей и признаков жизни не подавал.
– Наверное, тебе плохо, – глубокомысленно заключил мальчишка. – Потерпи чуть-чуть, слышишь? Чуть-чуть еще потерпи…
Громко хлопнув дверью, он выскочил из ресторана, скатился по ступенькам и побежал по мосткам. Солнце уже вовсю пригревало, и доски под ногами были теплыми. Добежав до конца мостков, мальчишка остановился и, размахнувшись, выплеснул содержимое банки в море. В потоке воды, насквозь просвеченном солнцем, тушка лосося описала дугу в воздухе и с громким всплеском шлепнулась вниз.
Мальчишка встал на четвереньки и посмотрел. Здесь было совсем не глубоко и было хорошо видно, как лосось лежит на дне и один плавник его слегка шевелится.
– Ты чего? Слышишь? Ты же живой! Ты давай…Плыви теперь сам. Ну же, плыви, ты же можешь! – мальчишка перегнулся в воду, взял лосося за хвост и немного потаскал туда-сюда. И отпустил, наблюдая.
Лосось шевельнул хвостом. Потом загреб плавниками так, что чуть не завалился на бок. Но он выровнялся и немного отдохнул. Снова шевельнул хвостом. На этот раз получилось лучше. Он проплыл немного, примериваясь к своему телу, заново узнавая себя. И вдруг стремительно юркнул под мостки, в самую темноту. Из-под мостков взметнулось несколько пузырьков, и они поплыли, покачиваясь, по поверхности воды.
Некоторое время мальчишка, стоя на четвереньках и свесив голову вниз, вглядывался в тень от мостков, куда скрылся пятнистый лососик. Там было сумрачно, пахло водорослями, гнилью и вода беспорядочно шлепала о темные сырые сваи. Потом он перекатился на колени и встал. И потянулся так сладко, что затрещали все кости, а между резинкой штанов и задравшейся футболкой стал виден тощий мальчишеский живот. Из-под приставленной ко лбу козырьком ладошки он посмотрел на горизонт туда, где море перетекало в небо – а может быть наоборот, это небо перетекало там в море. Блики скакали по его лицу, скакали по глазам, и мальчишка от бликов щурился.