Но, словно в наказание, бог послал ему в жены женщину крайне безалаберную. То, что «бог послал», сейчас Зотов уже не сомневался: а как иначе, прожили они с Татьяной вместе четверть века. Это же не просто так! Правда, ребенок у них поздний, долгожданный. Татьяна бросила работу сразу же после рождения Петьки и ни разу не вспомнила, что она дипломированный инженер телефонных сетей. Петька рос хилым и, что особенно бесило Зотова, лелеемым безмерно мамочкой и бабушкой. Зотов его не любил, честно признаваясь в этом лишь самому себе. Откупался дорогими игрушками, позже компьютером, наконец, решил завершить свой родительский долг покупкой «десятки» на восемнадцатилетие. По тому, как скривилась некрасивая физиономия сына (и в кого он такой уродился?) и поджались губы жены и тещи, понял, что не угодил: все ждали ключи хоть от скромной, но иномарки.
Вечером, выслушивая стенания Татьяны, он сорвался и высказал ей все, что скопилось за эти годы. Распаляясь все больше, припомнил и то, почему на ней женился. Это было жестоко, они еще перед свадьбой договорились, что Зотов никогда не попеняет ей этим, но Алексей вдруг пошел вразнос и ткнул-таки в тот обман.
…Татьяна сказалась ему тогда беременной, они с мамочкой даже запаслись соответствующей справкой из женской консультации! Зотов женился на Татьяне, несмотря на то, что история с «выкидышем», старательно готовившаяся будущей женой и будущей тещей, не прошла: разоблачила Татьяну ее же подруга – не хватило Танечке ума не ссориться с той до завершения выполнения плана. Тогда Зотов даже не повез ее в больницу, когда она, охая и изображая боль, позвонила ему на работу. Он приехал домой, уже предупрежденный о спектакле, и учинил скандал. Мать Татьяны, мигом потерявшая надежду стать тещей и напуганная ледяным взглядом Зотова, брошенным им на нее походя, смылась из квартиры, оставив дочь на поле боя одну…
Зотов ее простил. Или думал, что простил. Думал до тех пор, пока не дошло, что прощать должен не он, а кто-то свыше. Бог там или высший разум, но прощение нужно заслужить. Татьяна долго расплачивалась за свой обман. Но все-таки родила. А Зотову к тому времени было уже не до детей. Вот сын и вырос таким: неразвитое тело (спортом не занимался никаким!), прыщики на лице (шоколадки трескал чуть не с младенчества) и жидкие волосенки, забранные в хилый хвостик (количеством волос явно в него, Зотова).
Нет, не любил и не любит он Петьку.
Зотов потерял терпение. Конечно, можно бы и не ходить на эту тусовку. Очень даже бы хотелось не ходить! Но не сумел отказаться! Встретив однокашника в супермаркете, он из жалости взял визитку (и в студенчестве-то толком не общались!) и приглашение на презентацию его книги, что-то там об истории фотографии или фотографии и истории. А раз обещал прийти, то вот она, обязательность, должен быть. Да еще с супругой. Впрочем, Татьяна с удовольствием ходила с ним на любые мероприятия, хотя Зотов ее и не баловал, чаще отмечаясь на них один.
Татьяна поправила тонкую лямочку вечернего платья и с удовольствием накинула легкую норковую шубку: день прохладный, даже снежок сегодня сыплется мелкой крупкой, можно и в мехах! Шубка была новая, купленная в Греции нынешним летом. «Зотов подождет, никуда не денется. Он теперь от меня и рыпнуться никуда не сможет! Дерну за ошейник – вмиг дома будет», – подумала она с удовольствием.
…Татьяна никогда не была даже привлекательной. «Топорно тебя Гришка сработал», – говорила ей сестра отца тетка Милана, осуждающе качая головой. Их порода, как Милана Аркадьевна называла всех Коровиных, была крупной, ширококостной и ступала по земле ногами не меньше сорокового размера. Курили все: сама Милана, Татьянин отец, дед Аркадий и бабка Леонтия, когда еще были живы. Как занесло в эту семью такой божий одуванчик, как мать Татьяны, не поняли даже сами Коровины. Уже на свадьбе, глянув внимательнее на невестку, бабка Леонтия вдруг протяжно вздохнула, встала со своего места и, подойдя к ней, с жалостью пробормотала в ушко: «Крепись, девочка!» Шепот этот неожиданно услышали все, сидящие за свадебным столом. Гости замерли, а молодая жена Гриши, вдруг покраснев, но отнюдь не от испуга, звонким тоненьким голоском вскрикнула: «А я вас не боюсь!» Теперь замерла Леонтия, вмиг причислив эту худобу к вражескому стану: она-то к ней с добром, а ее как! Разве ж можно так с будущей свекровью!