Фиррина пришла в ярость. Грубить? Да королевские особы вообще не способны нагрубить кому бы то ни было! Они всегда говорят то, что думают, а остальные должны смиренно внимать им. Но принцесса была зла на себя: в глубине души она и впрямь не хотела обидеть этого юношу, который приютил их, помог раненому, а теперь вот и поделился своими припасами. Отец всегда говорил ей, что короли должны уважать своих подданных. Злиться на простолюдина ниже достоинства принцессы, а уж смущаться — тем более.
— Давно она умерла? — спросила Фиррина, решительно игнорируя пылающее лицо и пытаясь проявить холодный интерес к невзгодам того, кто однажды станет ее подданным.
— Два года назад.
— И ты все это время живешь один?
Оскан пожал плечами.
— Это не так уж и сложно. Моя мать знала, что умирает, и перед смертью научила меня всему, что нужно знать.
— Что же это за целительница, которая не может излечить себя? — не подумав, ляпнула девочка, и от смущения пальцы у нее на ногах сами собой поджались.
Оскан долго смотрел на нее, а Фиррина с трудом удерживалась от того, чтобы не ерзать под этим пристальным взглядом.
— Только богиня способна излечить любую хворь, — наконец сказал знахарь.
Фиррине показалось, что ей дали пощечину, хотя голос юноши оставался ровным и безмятежным. Оскан как ни в чем не бывало подбирал хлебом остатки подливы, не показывая и тени злости.
Тогда Фиррина бросила всякие попытки вести светскую беседу и замкнулась в гордом молчании. Солдаты уминали уже по второй порции жаркого, а дождь без устали полосовал кроны деревьев клинками-струями. После ужина Оскан собрал все плошки и аккуратно поставил стопку на стол.
— Скоро стемнеет, — сказал он. — Вы можете остаться на ночь.
— Это невозможно! — почти прокричала Фиррина.
Ее почему-то привела в ужас одна мысль о том, чтобы провести еще какое-то время с этим странным юношей.
— Нам здесь негде спать, — заявила она.
— В дальней пещере достаточно одеял. Пусть один из ваших людей их принесет.
— Король ждет меня домой, — твердо сказала девочка и едва не засмеялась от облегчения, услышав стук копыт.
Она кинулась к выходу из пещеры и увидела эскорт из десяти всадников, которых вел ее гонец. Очевидно, она оказалась права. Редрот и правда ждал ее домой.
— Собирайте свои пожитки и седлайте коней, — приказала она, обнаружив, что к ней вернулась способность командовать. Оскану же сказала: — Мы оставим раненого у тебя, а позже пришлем за ним лекаря.
Глава 4
Впереди Фиррину ожидал целый день занятий: арифметика, география, естествознание и вдобавок жуткий предмет, который Маггиор Тот называл «искусством алхимии». Ну зачем отец решил обучить ее наукам? Почему бы не свалить всю бумажную работу на писцов, секретарей и прочих головастиков, как называл их Редрот. Сам-то он даже имени своего не мог написать и тем не менее умудрялся править королевством уже больше двадцати лет, полагаясь лишь на свой здравый смысл и изворотливость. Так почему она, Фиррина, должна учиться письму, счету и прочей зауми, если это мешает ей быть собой?
«Потому что времена меняются, и я хочу, чтобы моя дочь знала свое место в мире и как его удержать!» — бубнил в ее памяти голос отца.
Итак, допустим, мир и вправду меняется. Но какой ей-то толк от того, что она будет знать, какие товары купцы вывозят с Южного континента? Или как высчитать площадь поверхности цилиндра? Или как сварить превосходное средство от водянки? Фиррина полагала, что никакого, но раз уж отец решил, то она должна выучиться и стать не хуже тех ученых головастиков, которым до королевского престола как до луны.
— Итак, ваше высочество, могу ли я предположить, что вы подготовили выполненное задание по арифметике? — спросил Маггиор Тот.
Фиррина молча и надменно вручила ему стопку листов. Ну как этот коротышка умудряется заставить ее чувствовать себя виноватой, даже если она сделала домашнее задание? Да она могла убить его множеством способов один другого страшнее, причем сделала бы это быстрее, чем он успеет поправить свои странные стекла на кончике носа! И все равно она чувствовала себя виноватой.
Ее наставник недовольно восклицал что-то вполголоса, разбирая кривые и пляшущие строчки.
— Что ж, ответ-то верный, но вот как вы пришли к такому заключению, остается для меня загадкой.
— Если число правильное, то какая разница? — с досадой спросила Фиррина.
— Разница есть, потому что тогда я бы поверил, что вы выполнили вычисления, а не просто догадались, каким должен быть результат.