— То-то же, — улыбнулся король. — А мы и так теперь все знаем благодаря тебе, Оскан. Со всей страны стекается ополчение. Уже через час моя дружина отправится на юг, а я поведу конницу, как только закончатся йольские празднества. Еще через день мы догоним пехотинцев и прибудем в Южную марку все вместе.
— Итого пять дней, — тихо сосчитала Фиррина. — А вервольфы ожидают начала вторжения в течение недели.
— Ну, думаю, до конца недели ничего не произойдет, — заверил ее Редрот. — От леди Теовин не приходило никаких известий, а ее разведчики наверняка заметили бы скопления войск у южной границы. Так что все еще только начинается. Ведь такую огромную армию, как у Сципиона Беллорума, непросто переместить. Полагаю, у нас есть еще восемь-девять дней.
— Но ты же сам говорил, что Беллорум всегда побеждает благодаря многочисленности, железной выучке войск и — преимуществу неожиданности, — напомнила Фиррина.
— Верно. Но он-то не знает, что мы уже ждем его.
Оскан уютно свернулся под одеялом, однако мысли о встрече с Фирриной и ее отцом не давали ему заснуть. Да, принцессу и короля явно напугала угроза нашествия, но было и еще что-то… Они ждали вторжения с нетерпением! О мощи полипонтийской армии ходили легенды, равно как и о нахальстве Сципиона Беллорума. Как же можно мечтать помериться силами с таким противником? Оскана приводила в ужас близость войны. Когда он говорил с Фирриной о том, что поздний снег предвещает беду, все это казалось очень далеким и будто совсем не касалось его. И вот уже люди-волки собирают сходку, а король созывает ополчение. И все это происходит на самом деле, так близко, что нет никакой возможности не верить. Оскану уже слышалась тяжелая поступь имперской армии, топчущей земли крошечного королевства. Хотя, кроме него, никто в замке почему-то не волновался. Оскан знал, что новость уже разлетелась по двору, и все, начиная с самых приближенных вассалов и заканчивая последним поваренком, знают все до мельчайших подробностей. И несмотря на это, еще не занялся рассвет, как за стенами вновь поднялась предпраздничная суматоха, словно над страной не висела смертельная угроза войны и разорения.
Возможно, люди просто скрывали свой ужас перед надвигающимся бедствием, искали возможность забыться в привычных хлопотах. И по размышлении Оскан понял, что они правы. Все равно ведь пока больше ничего нельзя сделать. Дружина уже в пути, ополчение собирается, так что толку попусту изнывать от беспокойства? Должно быть, это умение продолжать жить как ни в чем не бывало, пусть даже мир вскоре грозит рухнуть, заразительно… С этой мыслью Оскан погрузился в сон.
А тем временем далеко в лесах и горах продолжали переговариваться вервольфы, и не было никого, кто мог бы разобрать их послания, которые становились все более тревожными. Оскан спал в теплой постели, благо пока что мог ничего не бояться. Луна сияла в серебряном ореоле, вскоре небо на востоке озарили первые лучи солнца. Наступил день зимнего солнцестояния. Замок суетливо готовился к вечернему пиршеству, коридоры и залы полнились аппетитными запахами и возбужденным гомоном. Но Оскан безмятежно спал еще несколько часов, пока его не разбудил громкий стук в дверь. В комнату ворвался вооруженный стражник.
— Принцесса Фиррина приказывает тебе явиться в главную залу! Она сказала, что желает тебя видеть, даже если мне придется вытащить тебя из постели за шкирку! — рявкнул солдат, сверля недобрым взглядом Оскана, который сидел на постели и сонно тер глаза.
— Я уже проснулся! Секунду, я только оденусь! — поспешно крикнул юноша.
Стражник кивнул и исчез за дверью. Оскан вскочил с постели, хотя мышцы еще не проснулись и слушались плохо, и начал торопливо одеваться. Когда он натягивал через голову рубаху, до него донеслось чье-то сладкое пение. Только тут знахарь вспомнил, какой сегодня день. Это же Йоль! Уходит старый год и наступает новый!
Он всегда любил этот праздник. Оскан присел на минутку, вспоминая, как когда-то они с мамой вместе украшали пещеру. Она всегда знала, где достать самые блестящие ветви падуба с самыми яркими ягодами. И она всегда брала сына с собой, когда отправлялась в лес на поиски омелы. Однажды они нашли рощицу старых диких яблонь, которые под тяжестью этого удивительного растения с бледными листьями гнулись почти до земли. И все равно мать Оскана почтительно поклонилась деревьям и попросила разрешения срезать пучок омелы священным серпом.
Оскан до сих пор помнил пещеру, наполненную ароматами вечнозеленых растений и праздничных блюд. К тому же Йоль был единственным праздником, когда мать Оскана хоть что-то рассказывала о его отце. Мальчик знал, что лучше не донимать ее расспросами, и запоминал каждую драгоценную крупицу знания, чтобы обдумать на досуге.