Я смотрела в замкнуто-властное лицо Степана Федоровича и пробовала уловить хоть что-то, отдаленно напоминающее печаль или скорбь. Я не могла назвать это лицо равнодушным, нет. Это лицо было сосредоточенным, хотя и несколько отчужденным.
— Он никому не причинил зла, — с гордым упрямством проговорил Дюкин, — я даже ума не приложу, кто это мог быть.
— Может, самоубийство? — ляпнула я.
Степан Федорович посмотрел на меня, как на глупую школьницу.
— Нет, мой сын не был ни наркоманом, ни сумасшедшим, — слабо усмехнулся он, — но у него могли быть завистники.
Он многозначительно взглянул на меня, словно напоминая, что его сын был владельцем одного из местных телеканалов.
— Как вы узнали о происшествии?
— Позвонила его жена, Вероника, — глухо сказал Дюкин, — сообщила, что Альберт поздно вечером уехал на дачу… Он остался там ночевать. Она встревожилась, потому что, когда утром позвонила ему на сотовый, его телефон оказался заблокирован. Тогда она поехала за ним. И обнаружила…
Наконец из груди Дюкина вырвался сдавленный вздох.
— Она позвонила в милицию?
— Разумеется, — мрачно ответил мой собеседник. — Она в ужасном состоянии… Лежит дома, с нею мать.
— А оружие?
— Исчезло. Экспертиза установила, что пули были выпущены из пистолета, принадлежавшего моему сыну, — Дюкин выразительно посмотрел на меня.
— Почему вдруг у вашего сына возникло желание отправиться одному на дачу?
— Вероника сказала, что они поругались. Альберт захотел побыть один, вот и отправился на дачу, — Степан Федорович покачал головой.
— А они вообще-то часто ссорились?
— Я не вникал в их семейную жизнь. Нельзя сказать, чтобы я был в восторге от выбора моего сына, но что поделаешь? В конце концов, чем она хуже той или другой женщины? — он выпятил нижнюю губу и с пренебрежительной усмешкой взглянул на меня.
— Ваш сын любил Веронику? — решила я конкретизировать вопрос.
— Наверное, — равнодушно зевнул он, — я никогда не спрашивал его. Но сами подумайте, раз женился…
— Хорошо, — перевела я дыхание, — а как обстояли дела у Альберта Степановича на работе?
— Да все вроде нормально было, — приподнял брови Дюкин, — правда, Вероника делилась со мною, что несколько раз находила в почтовом ящике письма с угрозами.
— Это уже интереснее, — оживилась я.
— Избавьте меня от вашего профессионального снобизма, — поморщился Степан Федорович.
Я немного растерялась.
— Это вовсе не снобизм, — возразила я, — а законный интерес. Я ведь собираюсь расследовать это дело… Я живой человек, а не робот.
Дюкин хранил молчание.
— Потирать руки в данном случае неуместно, — со скрытым раздражением отчетливо произнес он, — у меня погиб сын!
Вот, значит, и до патетики добрались!
— Я вам сочувствую от всего сердца, — не теряя хладнокровия, сказала я, — но мы, кажется, отвлеклись. Что это были за угрозы?
— Альберту предлагалось продать часть акций. В противном случае ему угрожали физической расправой, — нахмурился Степан Федорович.
— Как реагировал ваш сын на эти угрозы?
— Никак. Как выяснилось, с чудовищным легкомыслием, — горько усмехнулся Дюкин.
— Вы были в курсе с самого начала?
— Нет, узнал за день до вас, — мрачно посмотрел на меня Дюкин, — Альберт запретил Веронике распространяться на эту тему. Так она сказала…
— Акции перейдут в ее собственность?
Дюкин кивнул.
— И как она планирует с ними поступить? — полюбопытствовала я.
— Понятия не имею. Ей сейчас не до этого, — пронзил меня своим острым взглядом Степан Федорович.
— Хорошо, я с ней поговорю. Разумеется, когда она немного придет в себя. А что за человек ваша невестка?
— Знаю точно, Альберта она любила, старалась всегда ему угодить. Порядочная женщина. Я ей не то чтобы симпатизировал…
«Да, конечно, такой жесткий человек, как вы, — обратилась я мысленно к своему собеседнику, — не способен просто симпатизировать».
— …ну, как бы это объяснить… Я не замечал в ней каких-либо отрицательных качеств, — неуклюже закончил Дюкин.
— У них была дружная семья?
— Вполне, хотя Альберт, как мне кажется, недостаточно уделял Веронике внимания.
— В чем это выражалось?
— В разных пустяках. Иногда он приходил обедать без нее. Я, конечно, был не против… Даже наоборот… Женское общество, знаете ли…
Он тяжело вздохнул.
— Понятно, — через силу улыбнулась я, заподозрив в моем собеседнике ретрограда, — сколько лет они прожили вместе?
— Пять, — бросил Дюкин.
Домработница принесла чай. Составив с подноса две фарфоровые чашки, сахарницу, тарелочку с лимоном, сливки, она удалилась.
— Угощайтесь, — холодно произнес Степан Федорович, и мне тут же расхотелось пить чай.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила я.
Хотелось курить, но у хозяина, по-видимому, не было этой пагубной привычки, поскольку пепельница в мое поле зрения не попала. Я вынула сигарету и разминала ее пальцами, думая, стоит ли спрашивать разрешения или нет.
— Если хотите, можете курить, — заметив мою нерешительность, снисходительно произнес Степан Федорович. — Сам я давно с этим завязал и вам советую.
Он довольно легко поднялся с кресла, достал из шкафа огромную хрустальную пепельницу и поставил на столик рядом со мной. Такие пепельницы я иногда видела в правительственных кабинетах. Дюкин снова занял свое место и поднял чашку с чаем, предварительно добавив в нее сливки и сахар.
— Еще несколько вопросов, Степан Федорович, — я с удовольствием закурила. — В принципе, на первый вопрос можете не отвечать, но мне хотелось бы знать, почему вы обратились к частному сыщику, а не доверились милиции?
— Потому что мне нужен реальный результат, а не отписка, — резко ответил Дюкин, едва не расплескав содержимое чашки. — Чтобы вам, девушка, было более понятно, могу добавить, что я долго работал во властных структурах, еще до перестройки, и знаю о методах работы милиции не понаслышке. Не хочу сказать о них ничего плохого, они могут отыскать иголку в стоге сена, но для того, чтобы их раскачать, нужно приложить немало усилий. Дешевле и спокойнее для меня обратиться к частному детективу, что я и сделал. Мне посоветовали нанять вас, всячески превознося ваши способности, но я, честно говоря, не совсем уверен, что вы мне сможете помочь.
— Я к вам на работу не напрашиваюсь, — меланхолично пожала я плечами, — найдите другого сыщика.
— Нет, — категорично заявил Дюкин, — вы отыщете убийцу моего сына, или вашей карьере детектива придет конец. Во всяком случае, в нашем областном центре.
Я уже подумывала о том, чтобы послать к черту этого властного старика, возомнившего о себе невесть что, но, пока я размышляла, Дюкин добавил:
— Прошу простить за резкость, — выдавил он из себя, — я все еще представляю себя в одном из больших кабинетов. У вас, кажется, были еще вопросы?
Раз он соизволил извиниться, я сделала вид, что пропустила мимо ушей его угрозы, тем более что это мне ничего не стоило.
— Давайте кое-что уточним, — как ни в чем не бывало сказала я, — вы говорите, что вашему сыну угрожали…
— Так сказала моя невестка, — сухо заметил он.
— А с сыном вы об этом не говорили?
— Я узнал об этом только после его смерти.
— Что вы почувствовали, когда узнали об угрозах?
— Не знаю, — пожал он плечами, — сейчас многим угрожают, иногда угрозы так и остаются угрозами, но, видимо, в случае с Альбертом действовали серьезные люди.