Но, натянуто улыбнувшись, я приняла подачку. Сделала то же самое, что и раньше: поднесла ко рту и притворно прижала край к губам. Облизала с них горечь и посмотрела на мужчину. От его взгляда по рукам заскользили мелкие мурашки.
— Ты проиграла, — нахмурился, глядя на меня.
— Это было предсказуемо, — поставила стакан на место и машинально ладонью подхватила собственные рёбра.
— Покажи мне.
Я взмахнула ресницами и, насупив брови, сделала шаг назад.
— Что?
Он смотрел на мою руку, которой я держалась за бок. И это настораживало.
— Сними рубашку и покажи, что под ней.
— Зачем? — ком в глотке разрастался с молниеносной скоростью.
— Я хочу взглянуть.
Он пожал плечами, и легкомысленная улыбка коснулась полных губ.
— На что там смотреть? На бинты? Там нет ничего нового...
— Брось, — поставил свой стакан рядом с моим, — самое худшее я уже видел...
Худшее?
— Не надо, — опасаясь его реакции на отказ, я сделала еще полшага, отдаляясь от потенциальной угрозы.
— Когда я раздевал тебя, ты отвратительно выглядела и отвратительно пахла. Я сомневался, что под слоем грязных шмоток и синяков есть хоть что-то, чего я ещё не видел, — его глаза слегка прищурились, — мне бы хотелось видеть процесс, Кира. Я вбухал в твоё здоровье хорошую сумму.
— И теперь я должна раздеться?
— Разве я об этом тебя прошу? М?
Я ощутила, как сильно сжалось моё сердце. Мне казалось, что оно стало размером с горошину. Я посмотрела на небольшой диванчик, где покоилась моя трость и тяжело вздохнула.
— Я не буду снимать бинты...
— Я просил снять только рубашку.
Тяжело сглотнув, я не сводила с него глаз. От испепеляющего взгляда моя кожа горела, а дыхание останавливалось после каждого второго вдоха.
Я отпустила бок и подняла руку к вороту пижамной рубашки. Медленно выталкивала одну пуговицу за другой. Пальцы дрожали, а ноги почти онемели. Пол показался ледяным, даже несмотря на то, что на мне были шерстяные носки.
Он следил за движениями моей руки. Пристально наблюдал за тем, как пуговицы высказывают из прорезей, открывая ему вид на мой трос и грудь, перетянутые эластичными бинтами.
— Снимай, — прохрипел, когда процесс расстёгивания подошёл к концу.
Поджав губы, я осторожно тряхнула плечами, помогая себе стянуть рубашку. Я уже слышала собственное взволнованное дыхание. Одной рукой сняла с себя верх от пижамы и, стискивая в кулаке ткань, высоко задрала голову. Сжимала челюсти от страха и напряжения. Но ему было плевать на ярость в моих глазах. Он не смотрел мне в глаза.
Шагнув в мою сторону, Клим оказался слишком близко. Мне невыносимо хотелось отвернуться, но я не могла себе позволить это сделать. Я не должна была показывать ему страх. Но... он и так его чувствовал. Я была в этом уверена.
Клим взял меня за запястье, слегка приподнимая мою руку и рассматривая. Оценивающе прошёлся холодным взглядом по едва видимым синякам, от которых уже почти ничего не осталось. Затем его горячие пальцы провели дорожку от плеча к груди. Прошлись по краю бинтов, стягивающих грудную клетку, и остановились на ложбинке. Склонив голову, он следил за тем, как высоко поднимается моя грудь от тяжёлого дыхания.
— Повернись, — скомандовал, не отводя взгляда.
И, глотнув прохладного воздуха, я медленно повернулась к нему спиной, чувствуя, как костяшки его пальцев прорисовывают новую дорожку вдоль бинтов. И замирают точно на моих позвонках.
— У тебя красивая кожа, — констатировал, перед тем как начать пересчитывать их, поднимаясь выше, вплоть до линии роста волос.
— Мне холодно, — я ощущала дрожь во всём теле и даже то, как под его прикосновениями образуются новые мурашки.
— Это не холод, — он зацепил мои волосы и, поддев резинку, стянул ту с моих волос, — это страх, Кира. И он не беспочвенный.
Я повела плечами, надеясь, что это заставит его убрать свои руки. Но... всё было зря.
— Я ведь говорил, что ты должна делать всё, что я говорю? — от этого вопроса мне стало ещё больше не по себе.
— Да, — тихо произнесла, когда его пятерня стала пробираться в мои волосы. Глубже. Буквально зарываясь в них и стискивая на затылке в тугой узел.
Я пискнула, когда натяжение стало настолько сильным. Что мне пришлось задрать голову и подняться на носочки.
— А я сказал, что ты пьёшь, Кира. Но ты почему-то считаешь себя умнее меня. Так?
Не так... нет. Я так не считала. Просто...
Несильно дёрнув за волосы, он вынудил меня развернуться к нему лицом. Уставиться на его выпирающий кадык и задышать чаще. Шипя от стягивающей боли и уговаривая себя не поднимать руки. Но равновесие терялось, и едва держалась. И чтобы не сделать себе больнее, мне нужно было за что-то держаться.