Л.П. Берия был в числе рядовых докладчиков. На этом можно закончить все прения по поводу Берии — преемника Сталина и все инсинуации на тему: Берия работал, остальные только штаны протирали на заседаниях Политбюро. Далеко не самым выдающимся он был в руководстве.
И это Лаврентия Павловича задевало. Задевало и наверняка имеющееся недоверие Сталина к нему. Достаточно прочесть «Мой отец Лаврентий Берия», чтобы понять причину недоверия: у Лаврентия Павловича были, если так можно выразиться, широкие демократические взгляды. Если он в кругу семьи об этом разглагольствовал, то, думаю, это у него проскальзывало и среди членов Политбюро. Эти взгляды были очень опасны, чем-то напоминали позицию Броз Тито.
Смерть Иосифа Виссарионовича давала шанс Берия выбиться в первые ряды. Конечно, шкурных интересов он не преследовал, шкурности в его биографии не заметно, он был идейным. Вот он и рвался к возможности свои идеи реализовать, для этого нужна была власть, а власть была у Секретариата ЦК КПСС. Сформированный на Пленуме 6 марта 1953 года Секретариат был нелепым. Там единственной фигурой был Г.М. Маленков, остальные — подставные пешки. А руководил Секретариатом совсем клоун — Хрущев. Всерьез их Берия не воспринимал, амбиции ему мешали оценить ситуацию. И он принял решение, воспользовавшись «делом врачей» и «мингрельским делом», начать этот Секретариат шантажировать. Его даже не волновало, что прекращение этих дел бьёт по Сталину. И бьет очень и очень сильно. Именно с их прекращения началась эта нескончаемая опера о сталинских репрессиях. Начал эту увертюру — Лаврентий Павлович, к сведению его фанатов.
Естественно, Лаврентий Павлович после такой подлости сразу выпал из обоймы сталинской гвардии. Уж Климент Ефремович, Молотов, Маленков, Каганович этого ему простить не могли. Берия остался в одиночестве, но не понял, что сам себя приговорил, слишком презрительно он относился к хрущевцам. Тем более, они стали поддаваться на его шантаж. По настоянию Берия, Игнатьева, которого он обвинил в незаконных арестах врачей и грузин, сначала исключили из Секретариата, потом вообще вывели из членов ЦК. Лаврентий Павлович подумал, что он на коне, начал выдвигать свои известные «демократические» инициативы по ГДР, по национальному вопросу, активность проявлял такую, что у меня создалось впечатление — почувствовал эйфорию, ему показалось, что шантаж удался и нужно дожимать ситуацию. И ориентировал сотрудников МВД на сбор компрометирующей информации о членах ЦК, секретарях обкомов и республиканских комитетов, прямо им указав, что подчиняются они только ему, министру.
Но Игнатьев из Секретариата и ЦК был выведен, только Берия секретарем так и не стал. Тогда он стал ситуацию дожимать еще активней. Получил ордер на арест бывшего министра МВД, только не за причастность к убийству Сталина, конечно, а за «дело врачей». Арест ему давал возможность расколоть Игнатьева на предмет серьезного компромата в отношении остальных секретарей. Все должно было получиться. Но за спиной Лаврентия Павловича было «трофейное дело». А генералы после 1945 года были не теми мямлями, как птенцы из гнезда Троцкого, там решительных хватало. Для ЦК найти среди них имевших зуб на министра МВД проблем не составило. Финал известен.
Но вернемся к врачам и еще раз к вопросу: если смерть Сталина от инфаркта выглядела настолько неподозрительной, то зачем была нужна вся катавасия с уничтожением медицинских документов о его здоровье и изготовлением фальшивок? Единственной уликой могло быть только обнаружение строфантина в трупных тканях, но в то время у судебных экспертов такой методики еще не было. Поэтому им так нагло и пользовались, убивая советских политических деятелей, больных ишемической болезнью сердца. Если бы не настойчивость Л.Ф. Тимашук, то и причина смерти АА. Жданова так и осталась бы — «от болезни».
Тем более что сам новый министр МВД активно работал на то, чтобы никакого расследования не было. Про то, что Лукомский с Мясниковым присутствовали при вскрытии тела Сталина, так сказать, консультировали патологоанатомов, я уже и не говорю. Берия на это глаза крепко зажмурил. Но прямо перед ним стоял свидетель, осведомленный об убийстве, а он этого свидетеля изолировал. Конечно, я имею в виду Василия Иосифовича Сталина. Он прибыл уже к моменту, когда отец был в агонии и заявил во всеуслышанье, что отца убили. Прямо так и заявил. Нам Василия Иосифовича представили в виде какого-то импульсивного подростка, который мог в запале ляпнуть всё, что на ум взбредет. Типа, он себя не контролировал. Давайте очнемся от этого. Боевой летчик-генерал. Войну прошел, и лично в боях участвовал и гвардейской дивизией командовал. Уж контролировать себя он умел. Командуя ВВС Московского округа, сделал их образцовыми, готовил соединения для войны в Корее, т.е., человек крайне ответственный. Сдерживать эмоции и следить за языком он давным-давно научился. Если он сделал такое заявление, то, значит, у него была информация. Он и охрану знал, и обслугу. Вполне вероятно, что ему кто-то из них сообщил, что после манипуляций Лукомского Иосифу Виссарионовичу стало резко хуже. И так резко, что это вызвало такие подозрения.