Денис хочет исправить, мол, это не первое его появление здесь, он уже гостил у бабушки в детстве, но решает не усугублять положение.
– В любом случае, – Катя выдерживает напряженную паузу, – прости, что требуем от тебя слишком многого. Ты очень чувствительный мальчик, я это вижу. Бабушка непростой человек, привыкнуть к ней сложно, а я… наверное, вечно не в свое дело лезу.
Денис отвечает мгновенно:
– Неправда. Не обесценивай свою доброту. Это мне язык за зубами держать надо. Ты классная и вообще мне как старшая сестра. С тобой я поговорить могу, когда я в этом по-настоящему нуждаюсь.
Она поворачивается к нему лицом. Веснушчатым и симпатичным, но искаженным сожалением лицом. Дениса одолевает лютая ненависть к себе. Его раздражает это тупое желание рассказать Кате все как есть: и про фобию, и про таблетки. Но незачем водружать ношу ненужной ответственности на плечи другого человека.
Катя и Денис одновременно вздрагивают, когда плита резко принимается шипеть. Булькающий кисель расплескивается через края кастрюли. Катя быстро выключает конфорку и возвращается к тесту. Денис старается быть участливым, несмотря на общую ситуацию. Никто больше не заикается об этом неприятном эпизоде. Катя ведет себя ненавязчиво, интерес Дениса к готовке (пусть и натянутый) ее радует.
– Елена Ануровна – это твоя знакомая? – Должен же Денис знать, ради кого так старается. Пожалуй, даже в детском саду он не лепил из теста с подобным усердием.
– Мы когда-то работали вместе. Хорошая женщина.
– Катюша. – Денис улыбается. – Вот о ком ни спроси, все у тебя хорошие. Даже печально известный в ваших местах Мурат у тебя особенный мальчик.
Она отвечает с укором:
– Кто-то уже насплетничал, да? Только в гостях не вздумай ляпнуть.
Денис мгновенно тушуется:
– Да я краем уха слышал. И не дурак я. Все понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, глупый. При Елене лишнего не болтай, поздоровайся, пожелай скорого выздоровления и уходи. Договорились?
– Так точно. – Денис подмигивает в ответ, но выходит по-смешному нелепо. Катя тихонько смеется и щиплет его за ребра. – Скажи, а эта Елена… она вообще кто?
– Елена Ануровна Котова когда-то преподавала в садике танцы. Она мама Мурата.
Вот же черт.
Мила
Он глубоко дышит влажным после дождя воздухом, двигаясь по мокрому асфальту на соседнюю улицу. Небо в серых рваных облаках, будто в синяках. Прохладно, но к вечеру опять обещают жару.
Денис чувствует под ребрами нарастающий страх – а вдруг Мурат не на работе? Ведь придется снова смотреть в эти острые, прошивающие насквозь глаза. Совершенно точно, что разговор с ним приведет к тому, что самооценка Дениса быстро просядет под тяжестью язвительности. Идея подружиться с Муратом уже не кажется такой заманчивой, как прежде. После этой штормовой ночи Котов перестал быть для Дениса таинственным недотрогой. Тот имеет право быть замкнутым и грубоватым. Он бежал сквозь ветер и косой дождь, не потому что ему моча в голову ударила. Этому была весьма конкретная причина, и Денис, будучи вежливым и послушным малым, сейчас идет в гости к Котовым по этой самой причине.
Он понятия не имеет, о чем будет говорить с матерью Мурата, когда вручит ей гостинцы.
Дальше по дороге – уютный парк с парой дюжин пышных деревьев и кустарников. Где-то там сквозь мокрые листья и кривые сучья поблескивает узорчатая лавочка и детские качели громко скрипят под весом шумных детей. Играют в основном мальчики. Немногочисленные девочки кучкуются в стороне, забавляясь игрой в резиночку.
Денис невольно улыбается. Он помнит из своего детства немного, а воспоминания о Ручейном и вовсе ограничиваются парочкой эпизодов. Помнит, как стоял перед дядей-фотографом в пухлой синтепоновой куртке и ревел. Отец с матерью тогда умилялись, а он на камеру светил своими соплями и беззубым ртом. А о случае на треклятой реке хотелось бы забыть. Он с семи лет хранит внутри те мерзкие ощущения, которые впоследствии переросли в полноценную фобию.
Где-то впереди у деревьев раздается дружный мальчишеский гогот. Денис быстро идет сквозь парк. Смех становится все более визгливым, можно расслышать в этой мешанине возбужденных голосов какие-то отрывистые фразы.
– Чего жмешься, чукча?
Дениса будто по лицу бьют. Этот режущий голос – по-детски высокий и по-взрослому издевательский.
Группа из нескольких мальчишек толпится у мокрой лавочки: кто-то по-деловому упирает руки в бока, кто-то мерзко хихикает в ладонь, кто-то смотрит в предвкушении и нетерпеливо ерзает на месте. Желание подгадить соединяет их детские лица в одну тошнотворную образину.