– Чует моё искушенное в житейских передрягах сердце, брат ты наш Кирилл, что твой этот случай – пока только нежные, безобидные цветики, пробная демонстрация злым и коварным противником своих потенциальных возможностей. Так называемая разведка лёгким боем. А уж какие ягодки могут появиться после этих цветиков – гадать страшно. Да-а… Тёщицу тебе чёрт подсылает, прямо скажем… Ух!
– Эт, Кирюх, за грехи твои воздаётся. Говорили тебе, не сачкуй с лекций, не передирай чужие конспекты, не изобретай хитроумные шпаргалки перед экзаменами, – схохмил, пытаясь как-то разрядить напряжённость в настроении младшего товарища, комиссар Серёга, при этом как и командир ни на долю секунды не отрываясь от наиприятнейшего на данный момент занятия – разглядывания фотоизображения чудо-тёщи, выпавшей на долю незадачливого бедолаги Кирилла.
– Кобели бесстыжие! Давайте сюда фотку, а то ещё чуть, и прямо в штаны изойдёте, – оборвала в равной степени бестолковые и беспомощные эмоциональные излияния отрядных начальников дородная грудастая тридцатитрёхлетняя холостячка Катерина. В будущем областной арбитражный судья, а пока что второкурсница, профорг и повар отряда Катя Иванова с присущим случаю достоинством солидно и степенно носила и «на все пять баллов» оправдывала своим незыблемым авторитетом подаренную ей с первых же дней учёбы в институте каким-то студентом-острословом уважительную кличку «Мать».
Отобрав у зазевавшегося Серёги снимок, Мать наигранно-сварливо проворчала:
– Чем на чужих потенциальных родственниц похабно зыриться, пошевелили бы лучше своими ленивыми извилинами, как мальчишке помочь. Глядите вон, совсем закис, бедняжка.
«Бедняжка-мальчишка» – двадцатидвухлетний симпатяга и скромняга, середнячок в учебе и работе, их однокурсник и единомышленник, но из-за той же скромности нрава чаще идейный, чем практический соучастник в досуговых проделках и похождениях Кирилл Бубнов всё это время, пока руководящий «треугольник» отряда в лице командира, комиссара и профорга переваривал полученную от него информацию о первых, но уже крайне злостных и изощрённых проделках его будущей тёщи (в будущности этой резонно начали появляться кое-какие сомнения), тупо ходил из угла в угол, понуро-машинально сгибая руками то в самолётик, то в журавлик бланк телеграммы. Той самой, что так озадачила сначала его самого, а теперь и некоторых удостоенных посвящения в её содержание стройотрядовцев.
Ради телеграммы этой, узнав о её существовании и желая собственными
глазами убедиться в немыслимой подлости со стороны (сразу было ясно, чьих рук это дело) такой красивой и умной женщины, как мать его невесты Вики, Кирилл, назанимав у соотрядников денег на авиабилет, специально слетал домой к своим родителям в южноказахстанский городок Абай. Родителей, правда, к этому моменту и след простыл – получив несколько удивившую их телеграмму, они, пожав плечами, без возражений однако воспользовались изложенным в ней советом и спокойно поехали отдыхать на курорт. На целый месяц. Тем более, что чемоданы, хотя и для другой цели, в дорогу давно собраны, хлопот никаких. Соседка, которой были оставлены ключи для присмотра за квартирой, отдала Кириллу телеграмму, тут же мгновенно им прочитанную, целёхонькой. Вопросы, увидев, что на юноше лица нет, задавать поостереглась.
– Мать, а может с Козлом посоветоваться? – сделавшийся, как только его лишили счастья созерцания возбуждающей лучшие мужские чувства фотографии, мудрым и рассудительным, то есть возвратившись в обычное состояние, Валера Жбанко, при всех своих положительных качествах, при всей искренности в желании помочь Кирюхе Бубнову разбить в пух и прах козни его стервозной красавицы-тёщи, не забывал, однако, важного постулата ответственного работника любой советской структуры: если есть хоть малейшая возможность переложить ответственность за принятие какого бы то ни было решения на чужие плечи, грех этим не воспользоваться. Тем более если, как в настоящий момент, речь идет о деньгах, о вероятном выделении из кассы крупного аванса, что, в общем-то, не очень приветствовалось в строительных отрядах. Невзирая на строжайшее табу воинствующего коммунистического атеизма того времени, большинство держателей студенческой казны почему-то в глубине души верило в некоторые приметы. В частности в то, что бездумное сорение деньгами в настоящем времени может повлечь сужение или даже полное прекращение их потока в будущем.