Но… на кого в данном случае удобнее всего перевалить ответственность
пусть даже не за решение (решать всё равно придётся сообща), а хотя бы за идею выделить попавшему в беду Кириллу немаленький денежный аванс под его будущую зарплату? А то как не отработает?.. Выделять-то, конечно, надо, иначе мы что, нелюди какие, нечеловеки? А отвечать в случае чего, пусть даже всего лишь морально за предложение, повлекшее коллегиальную ошибку – опять же неохота. Как-никак в Советском Союзе живём, а не в анархии какой-нибудь, где можно казну разбазаривать не глядя.
Пошевелив, по настоянию Матери Катерины, своими «ленивыми извилинами», командир Валера пришёл к гениальному в своей простоте и правильности выводу, что лучше всего подсунуть инициативу в принятии единственно порядочного и человечного в данной ситуации, но всё-таки в определённой степени рискованного решения – куратору отряда, члену отрядной ревизионной комиссии, странноватому очкарику, не умеющему не то что пить и курить, а даже элементарно материться молодому преподавателю, аспиранту Митрофану Козлову. Класс!
– Ну, так советуйтесь, в чём же дело? – чуть насмерть не убил опешившего Валеру тихий, подчёркнуто спокойный, ехидно-вежливый голос Козлова, неведомо как совершенно неслышно оказавшегося рядом, прямо за распахнутым окном первого этажа ремонтируемого студентами под патронатом профессиональных строителей здания, где и происходила описываемая сцена.
– М-м… Митрофан Трофимыч! Здравствуйте… – взаимно-вежливо промямлил растерявшийся до побледнения в лице командир отряда.
– Здрасьте, здрасьте ещё раз, ребята-командиры! Мы ведь сегодня уже раза четыре виделись, а, Валер? – куратор изо всех сил разыгрывал миролюбивое простодушие. За «Козла» Жбанко конечно же ответит, но позже, осенью, когда начнутся семинарские занятия. А пока, в настоящий момент, крайне интересно не оборвать столь любопытный, способный заинтриговать даже безнадёжного флегматика разговор, только что почти совсем нечаянно подслушанный. И неплохо бы принять ненавязчивое участие в его продолжении.
– Ну так вот, Митрофан Трофимыч, значит, тут одна молодая семья, ещё юридически не создавшись, фактически уничтожается извне самым варварским образом. А ведь любовь такая красивая у Бубна, пардон, у Кирилла нашего Бубнова с Викой из СИНХа1, обзавидуешься! – Валера Жбанко на правах командира да и из некоторых стратегических соображений начал вводить куратора в курс дела первым.
– А тёща его, ну, пока ещё не совсем тёща, а просто мать невесты, такую подлянку молодым уделала, что удивительно, как Бубен, то есть Кирилл, рук на себя ещё не наложил от отчаянья. Уж я бы повесился только так, – продолжил просвещение куратора относительно создавшейся ситуации комиссар Шпынь.
– Короче, Склифосовские, спасать семью надо, выручать парня с девчонкой. Не прощу себе, если на моих глазах загубится такая любовь, – присовокупила своё весомое мнение к информации командира и комиссара отрядная профоргша Мать. – Вот вы, Митрофан Трофимович, простите, конечно, но вы знаете, какая бывает первая любовь в студенческие годы?
Козлов очень хорошо, пожалуй даже получше большинства присутствующих знал, что такое первая большая страсть именно в эти годы. Правда, его давняя студенческая любовь до сих пор оставалась неразделённой, но чувство это было искренним и до известных пределов бескорыстным: вот уже шесть лет – четыре курса института и два года аспирантуры он был тайно и безнадёжно влюблён в бывшую однокурсницу, а ныне аспирантку соседней кафедры Ларису. Это была дочь завкафедрой, не только перенявшая у отца немалую часть его поистине энциклопедических правовых знаний, но и унаследовавшая от него как яркую внешность, так и удивительно подходящую ей благозвучную, в отличие от носимой Митрофаном, фамилию – Красавчикова.
Ах, если бы судьба сжалилась над Митрофаном и ничего не знавшая о его пламенном чувстве Лариска обратила, наконец, на него внимание! А если бы вслед за этим случилось несбыточное доселе и эта девушка-мечта согласилась пойти за Козлова замуж, и если бы сердце Митрофана не разорвалось от такого немыслимого счастья… он бы обязательно взял фамилию жены.
Но… хотя Митрофан Красавчиков и звучит не в пример благороднее, нежели Митрофан Козлов, есть здесь всё же какая-то эстетическая незавершённость. Вот Лариса Красавчикова – звучит. А как звучит и смотрится на обложках учебников полное имя её уважаемого всеми студентами отца! Октябрь Алексеевич Красавчиков… Да с таким именем хоть прямо в академики или ещё дальше – в нобелевские лауреаты! И чего Октябрь Алексеевич так скромно, при его-то авторитете и известности, довольствуется всего лишь обычным «рядовым» профессорским званием?