Айрон осознал себя стоящим на движущейся гравитационной платформе, а, опустив взгляд, увидел колышущееся море людской толпы. Звуки, цвета, запахи и прочие ощущения нахлынули на него в полном объёме, и в ушах зазвенели приветственные выкрики, взгляду открылись сотни и тысячи улыбающихся, счастливых лиц, обращённых к нему, пёстрое разноцветье флагов и вымпелов, реющих над крышами домов, радужных лент и сверкание праздничной мишуры.
Ветер подхватил полотнища с гербом Феникса, и Айрон улыбнулся всему миру, поднимая в приветствии руку. Он был абсолютно, совершенно счастлив в этот день, готов открыть всем этим людям своё сердце, полюбить их, отдать им всё лучшее, и это светлое, радостное чувство расцветало в нём с необыкновенной силой, так что казалось, будто по его венам струится тёплое золотистое сияние, озаряет изнутри, заставляя его светиться в потоках солнечных лучей…
Вдруг Принц Ночи испытал до крайности нелепое чувство – будто раздвоившись, он наблюдал со стороны, как перламутровые отблески танцуют на ухоженной коже Лайтонена, когда заклятый враг поворачивает голову, позволяя слепящему свету ласкать своё лицо – высокий лоб, идеальные скулы, тонкие, бессовестно притягательные губы с чуть приподнятыми уголками. Невольно затаив дыхание, вампир наслаждался тем, как солнечные лучи высвечивают эту лёгкую, почти прозрачную улыбку полного удовлетворения, и этот миг хотелось запечатлеть в своей памяти на века.
И в то же время Айрон словно бы разделял с Тимо всё, что тот чувствовал, вплоть до тяжести парадной мантии на плечах и того, как стягивают кожу на висках туго заплетённые тонкие косички. Айрон «помнил», что это именно Фабио предложил новшество, заявив, будто привычный облик Императора не мешало бы разнообразить хотя бы в честь праздника. В синих глазах удивительного оттенка безмятежно спокойного озера отражались столбы света, пронзающие утренний осенний воздух, свежий ветерок волновал белоснежно-седые волосы. Сейчас в его взгляде не было обычных резкости, жестокости и надменности.
Тимо, прищурившись, смотрел вперёд, туда, где должно закончиться это путешествие: уже показалась площадь Троелуния, до отказа заполненная народом, и лишь возвышающийся в центре постамент оказался пустующим. Там, в монолитной плите розоватого, с золотистыми прожилками мрамора, сверкало начищенное до зеркального блеска ложе для ритуального жезла. Сам жезл, символизирующий плодородие и богатство, находился в специальной шкатулке, которую предельно бережно, словно ценную реликвию, держал Ваако Фетт.
Впрочем, для большинства собравшихся на площади ни церемония, ни сакральный смысл ритуала не имели особого значения, ибо куда интереснее было наблюдать за яркой и красочной процессией, состоявшей из сотни парящих над феррокритом мостовой платформ, на которых многочисленные дворяне и аристократы соревновались друг с другом в остроумии, утончённые дамы, облачённые в пышные, сверкающие драгоценной вышивкой платья, обмахивались веерами, стоимость которых была высока до неприличия, а напыщенные от собственной важности герольды держали штандарты с гербами Высоких Домов Империи.
Вдруг что-то остро сверкнуло впереди и немного левее шествия, словно в одном из тёмных провалов окон дети затеяли игру «поймай солнечного зайчика». По лицу Императора скользнул ослепительно белый луч, заставив его и Айрона невольно прикрыть глаза. Тонкий свист разрезаемого воздуха и неожиданная, страшная боль, рванувшая горло…
Тимо вскинул руки к шее, инстинктивно пытаясь остановить кровь, платформа, потерявшая управление, едва не встала на дыбы, и Император, пошатнувшись, упал, ударившись спиной о заграждение. Тело билось в судорогах, кровь заливала пальцы, и последнее, что Айрон смог увидеть, уже теряя сознание, – белое, перекошенное от ужаса лицо Ваако Фетта, склонившегося над ним.
+++
Мучительный, сухой кашель, раздирающий грудь, царапающий горло, от которого слёзы наворачивались на глаза… Айрон изо всех сил пытался сделать новый вдох, но вдруг его горла коснулись ласковые пальцы, словно снявшие железный ошейник боли, и он услышал покаянный шёпот:
- Прости, погружение оказалось более сильным и глубоким, нежели я рассчитывал.
- Иди ты… кха-а-а… знаешь, куда? – Выкашлял Айрон, отталкивая руки Лайтонена и падая на колени возле ложа. – При… кхе… придурок! Как после такого… можно выжить?!
- Убийцы промахнулись на пару миллиметров, - Тимо скупо усмехнулся, видимо, представляя реакцию неудачников. – Аорту не задело, всего лишь порвало трахею и голосовые связки, которые восстановились, увы, не в полном объёме. Если бы оружие имело другую форму, я бы сейчас с тобой не разговаривал.
- Ты мог бы сменить тело.
- Неудачное время, Айрон. Даже мне приходится следовать неким правилам.
- Что ж, на каждого супермена найдётся свой криптонит.
- А? – Не понял Тимо, но Айрон, мешая смех с кашлем, ответил:
- Так говорят в одной очень далёкой стране.
Оправившись от последствий ментального единения, вампир снова смог нормально дышать, вот только облегчения от этого не последовало – челюсти ныло и сводило, клыки предательски удлинились, намекая на то, что неплохо было бы подкрепиться, гул собственного сердца в ушах перекрывал прочие звуки, и Айрон, сдавленно извинившись, опрометью бросился наружу.
Зимний воздух остудил пылающие щёки, но этого было мало. Схватив горстью снег, вампир принялся ожесточённо умываться им, чувствуя, как царапают кожу кристаллики льда. Застонав, он рухнул на колени, даже отсюда чувствуя, как ритмично, призывно бьётся сердце жертвы, невольно напоминая вкус Лайтонена: богатый, насыщенный букет – от пряной сладости полуденного вина до терпкой горечи лунного безумия. Сглатывая набегающую слюну, Айрон боролся с собой, обхватив трясущиеся плечи руками. Он не посмеет опуститься до этого! Ведь взять кровь у Лайтонена сейчас - всё равно что обворовать нищего.
«Может, поискать того медведя? – С отчаянием подумал Принц Ночи, машинально облизываясь. – Зверь не мог уйти слишком далеко.»
Новый приступ свалил его в снег, и Айрон отчётливо понял – уже поздно искать донора. Он просто не успеет до рассвета. Тимо… наверное, если совсем немного… чуть-чуть…
Снег холодил щёку, касался губ, тая на них солёными каплями. Нет ловушки хуже собственных убеждений, когда просто не можешь воспользоваться слабостью врага, потому что это – низко. Когда всё, что тебя поддерживает веками, – остатки чести и достоинства, невозможно отринуть их, оправдывая себя лишь стремлением к выживанию. Зачем нужна такая жизнь?! Зачем он живёт в этой вечной темноте, трепетно оберегая единственный язычок пламени, согретый в ладонях? Хватит ли сил сомкнуть кулак, раздавив, смяв, унизив жестоким насилием того, кто был неизмеримо чище и добрее?
Дверь хижины едва слышно скрипнула.
- Айрон… - Хриплый, усталый голос позвал из темноты. – Не надо, перестань… Я не могу больше этого вынести!
Развернувшись, Принц Ночи встретился взглядом с Императором. Тимо стоял, кутаясь в плащ, накинутый на голое тело, а в тёмном взгляде его была звериная мука. Отражение тех же тоски и отчаяния, что захлестнули петлю на шее вампира.
- Иди в дом, - свирепо каркнул Айрон, отталкивая врага прочь. – Я сейчас уйду по делам, вернусь утром.
Тимо качнулся вперёд, обнимая, и, ласково коснувшись губами шеи Владыки Эргона, прошептал совсем тихо:
- Если ты уйдёшь, то больше не вернёшься. Я… могу дать тебе то, что нужно.
- Сдурел? – Айрон хотел было вырваться, но не смог двинуться с места, вдыхая такой знакомый и родной запах Тимо. От тела Императора шёл пар, капельки пота замерзали на золотистой ухоженной коже и, забывшись, Айрон провёл ледяными пальцами по спине врага, чувствуя, как реагируют на его прикосновения мышцы, упруго сокращаясь. Голод становился нестерпимым, но… - Я плохо себя контролирую, - признался он сквозь зубы, обнажая перед врагом свою позорную слабость. – Ты действительно можешь умереть.