— О чем речь? Будь добра, выражайся пояснее, вникать в твои художественные метафоры у меня нет времени.
— Речь об экспериментах, связанных с дистанционным управлением различными системами. В частности, голосом. Извини, что изъясняюсь нормальным языком, а не вашей научной тарабарщиной. Так вот, насколько мне известно, электроакустический канал Х служит для включения и выключения неподвижных объектов, канал В - для управления подвижными объектами, а канал А...
— Что такое?! Откуда ты взяла...
— Импульсы зависят от выговаривания слов с набором соответствующих гласных, правильно? "Е" в "брекекекс" воздействует одним образом, "у" в "кукурукуку" - другим... Я ожидала от вас еще и "растабары", учитывая обилие "а", но вы меня разочаровали...
— Прекрати! - резко оборвал меня человек на другом конце провода. Сейчас же замолчи!
— И не подумаю, - возмутилась я. - Прими к сведению, что этот твой тон на меня больше не действует.
— Помнится, ты и прежде была сумасброд кой, но не до такой же степени! Совсем свихнулась. Чего тебе надо?
— Мне надо знать кое-что на эту тему. Я имею основания подозревать, что твои разработки попали в нехорошие руки. Надеюсь получить у тебя консультацию.
— Не надейся!
— Что же, тогда не обессудь, растрезвоню гложущую меня тайну повсюду все, о чем знаю, а знаю я, уж поверь, немало. Выкричусь на весь белый свет, где придется - в кино, в набитом трамвае, на каждом перекрестке!
— Да тебя тут же изолируют, не успеешь и рта раскрыть!..
— Возможно, но тогда я непременно сошлюсь на тебя, как на источник информации. И пускай докажут, что я вру...
"А ведь и впрямь шантажистка, да еще опасная для общества", подивилась я себе в наступившей паузе. В трубке молчали - видно, мой разъяренный собеседник боролся с удушьем. Не дошло бы до апоплексического удара...
— Ну ладно, - покладисто уступила я. Буду молчать как рыба, только намекни хотя бы, кто твоим детищем сейчас пользуется. Я ведь не с кондачка болтаю, поверь, идет какая-то серьезная возня...
— Хорошо, - неожиданно согласился он - Но это не телефонный разговор. Давай условимся на завтра, попробую выкроить время.
— Фиг тебе, - непреклонно отрезала я. Завтра ты меня захлопнешь в капкан. Если встречаться, то сегодня.
Он ответил не сразу, видимо, взвешивая ситуацию.
— Договорились. Где увидимся?
— На лавочке в парке Дрешера, у троллейбусной остановки. Через десять минут. - Я ехидно усмехнулась. - Если тебя через десять минут не будет, ухожу, не дожидаясь, и разворачиваю рекламную кампанию...
Все с той же ехидной усмешечкой я положила трубку рядом с аппаратом, заблокировав ему связь с внешним миром. За это время он не успеет ни позвонить из автомата, ни куда-нибудь заехать, на десять минут мне гарантирована безопасность.
Я не отдавала себе отчета в пагубности своего поведения. В том состоянии одержимости, которое мной овладело, для меня уже не было ничего невозможного. Каких только глупостей не натворишь ради блага отечества!
Встретившись со мной в парке Дрешера, мой конфидент даже не нашел в себе сил поздороваться... Оглядев меня с невыразимым отвращением, закурил и сказал:
— Блокада тебе не поможет. Я тебя и завтра из-под земли достану.
— Если сохранишь хоть каплю здравого смысла, завтра мне скажешь спасибо. Вот послушай... Только для начала учти: я знаю, какое ведомство опекало на первых порах операцию, знаю, в чем она заключалась, где проводились эксперименты, и со всей ответственностью заявляю: мое дело сторона. Меня интересует другое: в чьи руки это попало и кто этим манипулирует незаконно.
— Ничего тут незаконного нет, все в руках божиих, то есть того самого ведомства. С чего тебе втемяшился такой бред?
Колебалась я недолго. Ничего не оставалось, как рассказать ему правду. Почти всю.
— Каким образом, черт подери, они вышли на твой телефон?!
— Не знаю, - твердо сказала я. - Меня это не интересует.
Теперь он помолчал в нерешительности.
— Произошла какая-то чудовищная накладка. Слушай же...
И я стала слушать. Все, о чем он рассказывал, ничего мне не объясняло. Операция "Скорбут" абсолютно законна? Осуществляется государственными службами, уполномоченными на то людьми, а вовсе не бандитской шайкой?
— Какого же беса они так законспирировались? - не сдавалась я в полном отчаянии.
— Чего тут непонятного? По-твоему, глубоко засекреченные испытания, проходящие по ведомству военной разведки, надо выставлять на всеобщее обозрение?
— Все равно концы с концами не сходятся. Послушал бы ты, что они говорили! Таились, нервничали, что кто-то их обнаружит, раскроет... Кто?! Зачем?
— А тебе прямо позарез надо знать? - помолчав, хмуро буркнул мой собеседник.
— Надо. Мне все это крайне подозрительно. Он снова помолчал, дымя сигаретой и явно борясь с сомнениями. Собственно, до сих пор он мне не сказал ничего такого, чего я и сама не знала. Но сейчас, чуяло мое сердце, сейчас он откроет мне нечто такое, отчего у меня волосы встанут дыбом.
— Ладно. Все равно ты уже знаешь больше, чем следовало бы, хуже не будет. Слушай же...
Я слушала с замиранием сердца и неприятной тяжестью на душе. Все детали головоломки идеально укладывались одна к одной. В лоне почтеннейшего правоохранительного ведомства завелся, образно говоря, микроб предательства. Среди высокопоставленных лиц, наделенных неограниченным государственным доверием, нашелся ренегат, сотрудничавший с иностранной разведкой, который покушался выкрасть изобретение. При нем существовала неуловимая агентурная сеть, действовавшая на пагубу народной нашей республике. От этой вражьей силы и пришлось таиться...
Ренегат на высоком посту...
— Почему же их всех не пересажали, почему цацкались, доводя меня до нервного расстройства? - с горечью спросила я.
— Потому что не было стопроцентной уверенности насчет личности предателя, да и на агентуру следовало выйти. Риск был, конечно, велик, пришлось обставлять испытания так, чтобы не допустить утечки информации и в то же время не вспугнуть их проволочками и чрезмерными предосторожностями. Но другого способа разрешить ситуацию не предвиделось. Подозреваемый, как я понимаю, имел такой высокий статус, что требовалось стопроцентное попадание; случись какая накладка, заварился бы жуткий скандал. Ну и все труды контрразведки пошли бы насмарку...
— И кем же этот ренегат оказался?
— Понятия не имею. Думаю, посвящены в это человека два-три.
— Как же ты можешь не знать, если участвовал в испытаниях? От кого конкретно вы таились?
— Ото всех. В курс дела ввели только нескольких верных людей, остальных держали под подозрением. Да я непосредственно в акции почти не участвовал, сдал свои разработки на первой стадии, а дальше уже весь воз тянул другой.
Я молчала, пытаясь справиться с сумятицей в душе, а больше всего с мучительным огорчением. Выходит, я до последнего питала какую-то надежду? Ведь ясно было, что это преступник...
— Получается, ты была не так уж далека от истины, - признал он с кислой миной. - Представляешь себе хотя бы, что тебе может грозить за разглашение такой информации?
— Представляю. А чем я для них была? Базой данных?
— Чем-то в этом роде. Существовал один телефон, по которому следовало передавать всякие сведения. Каким чудом телефон оказался твоим, не понимаю.
Зато я понимала, а толку-то.
— Кто в вашей потехе участвовал? - спросила я без малейшей надежды. Назови все фамилии, какие знаешь. Чего уж скрывать, мне и так почти все известно. Хуже, сам говоришь, не будет.
— Фамилий не знаю, мне мало кто представлялся. Знаком всего с несколькими. С теми, кто вел со мной официальные переговоры, с двумя сотрудниками по начальной разработке и со своим преемником, к которому перешли все дела. Толковый мужик, с головой...
Названные им фамилии мне ничего не сказали. К преемнику, раз он был в его вкусе, я сразу почувствовала антипатию... Да и вообще мне вдруг все опротивело.