Мебель была обычной, икеевской. Стол, кресло, два шкафа, пять стульев. Больше ничего в маленькой комнатке и не поместилось бы. Щуплый, лопоухий, очкастый и местами прыщавый Александр Оскарович («мужчинка минус третьей категории», по классификации кузины Вероники) оказался явным неврастеником, потому что во время разговора постоянно вертел что-нибудь в руках. Если не вертел, то теребил, а то начинал разминать свои длинные, уставшие от постоянной работы, пальцы и делал это очень усердно, до хруста в суставах. Хрустели суставы звучно, казалось, что сейчас Александр Оскарович переломает себе все пальцы. Анну все это почти не напрягало, потому что ей было важно не то, что делал руками адвокат, а что он при этом говорил. А говорил Александр Оскарович дельно и совершенно не «грузил», то есть — не пугал. Даже наоборот — успокаивал.
— Давайте подумаем, какую выгоду могла извлечь для себя бывшая жена вашего пациента даже при условии получения исчерпывающей на тот момент информации… А какой ущерб пациенту могла она нанести, используя эту информацию… Диагноз еще не был установлен, я вас правильно понял, Анна Андреевна?
— Диагноз уточнялся. Предварительный уже был. Нельзя лежать в стационаре без диагноза.
— Да, конечно, — кивнул Александр Оскарович. — Без диагноза непонятно, в какое отделение класть и надо ли класть вообще. То есть — толком вы ничего разгласить не могли?
— Дело не в том, что я могла или не могла, а в том, что я ничего не разглашала! — немного раздраженно ответила Анна, утомленная долгой поездкой по юристам.
На часах было без двадцати семь, а начала она свой «вояж» в два часа, бессовестно удрав с работы много раньше положенного.
— Врачебную тайну составляют… — Александр Оскарович сдернул с хрящеватого носа очки, завертел их, закрутил, а сам уставился в потолок, словно вспоминая. — Информация о факте обращения за медицинской помощью… Это вы уже не могли разгласить, опоздали. Информация о диагнозе заболевания… Эту информацию разглашать было рано, раз не было диагноза…
— Диагноз был, — поправила Анна, — я же уже говорила…
— Да-да, — спохватился невнимательный адвокат, не отводя взора от потолка. — Далее идет информация о состоянии здоровья гражданина, но это должна быть информация, а не короткие отговорки. Тем более что фразы типа: «все о'кей» или «все будет хорошо», трактовать как разглашение врачебной тайны… Нет, это абсурд. Ну и последнее — это прочие сведения, полученные при обследовании и лечении гражданина. Сюда на первый взгляд можно отнести все… Скажите, Анна Андреевна, а эта ваша собеседница была адекватна, вменяема? Вот вы, как врач, не могли заподозрить?
— Я не психиатр! Я — иммунолог, — свою специальность Анна тоже уже называла. — Но даже психиатр не смог бы поставить диагноз, даже предварительный, на основании минутной беседы.
— Так, так, так… — Адвокат обернулся к Анне, нацепил очки, вытащил из стоявшего на столе органайзера ручку и начал забавляться с ней. — Знаете, я пытаюсь уловить смысл и суть и никак не могу это сделать. Вы уверены, что вас действительно хотят привлечь в качестве ответчика?
— Конечно же, нет! Но мне озвучили такую возможность!
— Раньше бандитами пугали, сейчас — судом. Ваше дело, если его можно назвать «делом», не стоит и выеденного яйца! Скорее всего, вас просто запугивают, действуют вам на нервы. Не исключено, что ваши противники могут оказывать давление на потенциального истца, он же их пациент. Но одного желания судиться мало, судья должен принять исковое заявление… А все то, что вы мне рассказали, это, извините, не повод, далеко не повод, совсем не повод. Для того чтобы потрепать нервы угрозами, эта история вполне годится, для суда — нет. Если, конечно… Вы меня простите великодушно, Анна Андреевна, но я должен это сказать. Если, конечно, все было именно так, как вы мне рассказали.
— Ну, может, какое-то словцо я забыла, но суть передала точно.
— Хорошо, это хорошо. Угроза подачи иска — это очень распространенный способ выбить из человека энную сумму денег. И довольно безопасный. Люди платят, чтобы их оставили в покое. Вы не исключаете, что вас хотят запугать, чтобы вы раскошелились?
— Навряд ли, — подобного варианта Анна и в мыслях не допускала. — Нервы потрепать, подавить, это — да, но вряд ли кто-то мог допустить, что я раскошелюсь.
— Жаль, — неожиданно огорчился Александр Оскарович. — Очень жаль.
— Почему?
— Потому что тогда бы мы могли бы обратиться в ОБЭП. Вымогательство доказывается элементарно. Аудиозапись, видеозапись, изъятие в присутствии понятых… Там любят такие дела. Но если вам намекнут насчет денег…