Бедняжка! Я пытался подтолкнуть ее к профессии, более для нее подходящей – продавщица обуви, например, – но она и слышать не желает.
Вытянув лебединую шею, Эмма говорит:
– Рабби Левин умер вчера в-Восточном округе.
– А в понедельник умер рабби Кляйн, – напоминаю я. – Не больше одного мертвого религиозного деятеля в неделю, Эмма. Это оговорено в моем контракте.
– Значит, потрудись найти что-нибудь получше, Джек.
– Я именно этим и занимаюсь.
– Кто такой Джеймс Стомарти? – спрашивает она, бросив взгляд на мой монитор. Нефритовые глаза делают Эмму похожей на экзотического сокола.
Я говорю:
– А ты не знаешь? Был такой музыкант.
– Наш, местный?
– У него был дом в Силвер-Бич, – отвечаю я, – и еще один – на Багамах.
– Никогда о нем не слышала, – констатирует Эмма.
– Ты слишком молода.
Эмма смотрит на меня скептически: польстить не удалось.
– Читателей скорее заинтересует рабби Левин.
– Тогда спихни его в Городские Новости, – предлагаю я.
Эмму эта идея, конечно, не впечатлила. Она на ножах с редактором этого раздела.
– Сегодня воскресенье, – напоминаю я, – по выходным в мире ничего не происходит. Пусть «Городские новости» проводят досточтимого раввина в последний путь.
– Этот твой музыкант – сколько ему было?
– Тридцать девять.
– Надо же!
Похоже, она заглотнула наживку.
– А как он умер? – равнодушно спрашивает она.
– Понятия не имею.
– Наверняка от наркотиков, – предполагает она. – Или самоубийство. А ты ведь знаешь правила, Джек.
В газетах не принято писать о самоубийствах – считается, что это может спровоцировать других депрессивных граждан с неустойчивой психикой и они тут же кинутся сводить счеты с жизнью. А в наше время газеты не могут позволить себе терять подписчиков.
Но даже из этого древнего журналистского правила есть свое исключение.
– Он был знаменит, Эмма. Так что к черту правила.
– Да уж, знаменит! Я, например, никогда о нем не слышала.
И снова она заставляет меня оскорблять ее.
– А про Сильвию Плат[7] ты слышала?
– Естественно.
– А знаешь, почему ты про нее слышала, Эмма? Потому что она засунула голову в духовку. И этим прославилась.
– Джек, это не смешно.
– А в остальном она была просто еще одной талантливой, но невразумительной и непризнанной поэтессой, – продолжаю я. – Слава придает блеск смерти, но и смерть придает блеск славе. Факт.
Эмма беззвучно открывает и закрывает рот. Ей безумно хочется послать меня ко всем чертям, но она сдерживается, потому что это будет серьезным нарушением корпоративной этики и подпортит личное дело в остальном безупречной и перспективной сотрудницы. Я ей сочувствую. Честное слово.
– Эмма, дай мне время выяснить кой-какие детали о Стомарти.
– Выясняй, – резко отвечает она. – Но я все равно придержу двенадцать дюймов для рабби Левина.
Объявление о смерти – это совсем не то что некролог. Объявление о смерти считается рекламой, его сочиняют и оплачивают родственники покойного, а затем похоронное бюро рассылает в газеты – это входит в пакет предоставляемых услуг. Объявления о смерти обычно печатают шрифтом «агат»,[8] но они могут быть сколь угодно пространными и витиеватыми – газеты только рады продать рекламное место. Объявление о смерти Джимми Стомы отличалось краткостью. И отсутствием подробностей.
СТОМАРТИ, Джеймс Брэдли, 39 лет, скончался в четверг на Берри-Айлендс. Джим проживал в Силвер-Бич с 1993 года, был успешным бизнесменом, добрым прихожанином и активным участником местной общественной жизни. Он любил играть в гольф, ходить под парусом и плавать с аквалангом. Он собрал несколько тысяч долларов на восстановление коралловых рифов у Флорида-Киз и Багамских островов. Добрый друг, преданный брат и любимый супруг, он оставил безутешными жену, Синтию Джейн, и сестру, Дженет Стомарти Траш из Беккервилля. Панихида состоится во вторник утром в церкви Св. Стефана, затем последует краткая церемония на борту корабля около маяка Рипли – именно там, согласно воле Джима, будет развеян его прах. Родственники просят скорбящих воздержаться от покупки венков и сделать пожертвования в Фонд Кусто в память о Джиме.
Странно. Ни слова о «Блудливых Юнцах», ни слова о шести миллионах проданных дисков, ни слова о наградах «Эм-ти-ви» за лучшие видеоклипы, ни слова о «Грэмми». В списке его увлечений музыка даже не упомянута.
Возможно, этого хотел сам Джимми Стома; возможно, он старался забыть о своей разгульной молодости, и ничто, даже его смерть, не должно было воскресить прошлого.
Извини, приятель. Обещаю – больно не будет.
В телефонной книге округа нет ни «Джеймса», ни «Дж. Стомарти», но я нашел Дженет Траш из Беккервилля. Она сняла трубку после третьего гудка. Я представился и объяснил, в чем дело.
– Вы сестра Джимми?
– Да. Послушайте, не могли бы вы перезвонить через пару дней?
Итак, я ступаю на скользкую почву и начинаю объяснять – весьма деликатно, – что когда речь идет о некрологах, их или печатают сейчас, или не печатают никогда. Через каких-то сорок восемь часов никто в редакции не даст и хвоста дохлой крысы за вашего не менее дохлого брата.
И ничего личного. Таков уж мир новостей.
– Статья выйдет завтра, – говорю я сестрице. – Мне очень неудобно вас беспокоить, и вы совершенно правы, я мог бы взять информацию из архива, но…
Я даю ей время, чтобы она осознала весь ужас подобной идеи. Никто не заслуживает некролога из обрывков старых газетных заметок.
– Я хотел бы побеседовать с теми, кто был ему особенно близок, – напираю я. – Его смерть станет настоящим ударом для многих людей по всей стране. У вашего брата было много поклонников…
– Поклонников? – Дженет Траш меня проверяет.
– Именно. Я был одним из них.
Моя собеседница погружается в непроницаемое молчание.
– Джимми Стома, – не сдаюсь я. – Из группы «Джимми и Блудливые Юнцы». Ведь это он, так?
Его сестра тихо отвечает:
– Это было очень давно.
– Но люди его помнят. Поверьте мне.
– Что ж, это хорошо. – Голос неуверенный.
И я говорю:
– Объявление о смерти было… э-э-э… несколько суховато.
– При чем тут я? Я его даже не читала.
– Я хочу сказать, там нет ни слова о музыке.
– Вы говорили с Клио?
– Кто это? – вырывается у меня.
– Его жена.
– Ага. В похоронном бюро сказали, что ее зовут Синтия.
– Но все зовут ее Клио, – поясняет сестра Джимми. – Клио Рио. Единственная и неповторимая.
Когда я признался, что первый раз слышу это имя, сестра Джимми усмехнулась. Я слышал, как у нее в комнате бормочет телевизор. По-моему, «Встреча с прессой».[9]
– Лучше бы вам сделать вид, что вы знаете, кто такая Клио, – советует Дженет Траш. – Тогда она точно даст вам интервью.
Сестрица и вдовушка явно недолюбливают друг друга.
– А вы? – интересуюсь я.
– Боже, даже мое имя не упоминайте.
– Я и не собирался, – спешу заверить я, – просто я надеялся поговорить с вами. Задать пару вопросов. Мне страшно неудобно вас беспокоить, но сроки поджимают…
– Перезвоните мне, – говорит она, – после того, как выжмете все из Клио.
– У вас есть ее номер?
– Разумеется. – Она диктует мне номер, а затем добавляет: – У меня еще и адрес есть. Вы могли бы подъехать к ней домой.
– Отличная мысль, – соглашаюсь я, хотя вовсе не планировал покидать редакцию. За то время, что я буду ездить в Силвер-Бич и обратно, я смог бы взять аж пять телефонных интервью.
Сестра Джимми тем временем продолжает:
– Вы обязательно должны встретиться с Клио, если хотите написать нормальную статью. – И затем после паузы: – Впрочем, я не собираюсь учить вас вашей работе.
9
«Встреча с прессой» – еженедельная получасовая передача на канале «Эн-би-си», существует с 1947 г.; прямой эфир пресс-конференции, в которой участвует известная личность и четыре журналиста.