Вот почему я без колебаний задействовал молодого Эвана в истории с Джимми Стомой. Кто захочет провести все лето, строча некрологи о покойных священниках и учителях на пенсии? Парень заслужил небольшое приключение – хоть будет потом о чем вспомнить. Станет хвастаться приятелям в колледже, что помог раскрыть тайну гибели рок-звезды.
И вот теперь я для Эвана – герой. Его прямо-таки распирает.
– Я чуть не обделался, когда она открыла дверь, – рассказывает он. – Не мог поверить, что это она. А она говорит: «В чем дело? Я не заказывала продукты!» Сначала я не мог и слова из себя выдавить. Прикиньте, она стоит, вся такая, в прозрачном лифчике…
– Успокойся, парень, – говорю я.
Мы сидим в кафе, я и Эмма – с одной стороны стола, Эван – напротив. Я записываю, Эмма пьет кофе, а Эван поглощает крошечные глазированные пончики.
– Кто еще там был? – спрашиваю я.
– Двое парней. У того, что повыше, роскошная шевелюра чуть не до задницы. А второй – лысый и одноглазый…
– Черт, надо же. Одноглазый?
– У него была черная повязка, Джек. Такое, блин, трудно не заметить. Я спросил его, что случилось, а он ответил, что попал в аварию на прошлой неделе.
– Такой крупный парень, без шеи? С серьгой?
– Точно, – подтверждает Эван. – Она его звала Джерри. Повязка на правом глазу, если тебе интересно.
Я записываю. Не потому, что это бесценные сведения, – просто я знаю, что Эвану будет приятно. И с именем он не ошибся – я его помню еще со дня панихиды в церкви Св. Стефана.
– У него весь лоб в синяках и ссадинах, – продолжает Эван, – будто кто-то отделал его хоккейной клюшкой.
Эмма выразительно смотрит на меня, и я не могу удержаться от ухмылки. Теперь никаких сомнений: ко мне в квартиру залез охранник Клио Рио. А я выбил ему глаз своим мертвым вараном! Возможно, когда-нибудь я раскаюсь в этом деянии.
– Что-нибудь еще заметил? – спрашивает Эмма.
– Подожди. – Он достает из заднего кармана блокнот. – Когда я вернулся в машину, я все записал, чтобы не забыть. Итак, посмотрим… Они слушали Эминема.[97] И еще телевизор работал. Джерри смотрел борьбу.
– Одним глазком, – вырывается у меня, и я стараюсь не смотреть на Эмму.
А Эван продолжает, листая странички блокнота:
– Клио разгуливала в лифчике, это я уже сказал. Я так понял, они куда-то собирались. Парень с шевелюрой, как у русалки, сушил феном волосы в одной из ванных.
– Что-нибудь еще они делали? – спрашивает Эмма.
– В смысле клубнички? При мне – нет, – отвечает Эван. – Клио не шибко похожа на саму себя из клипа. Не накрашена и какая-то болезненная, как призрак, – но все равно она крутая.
Эмма терпеливо улыбается. Я спрашиваю, не заметил ли Эван ноутбука «Тошиба» с наклейкой «Грейтфул Дэд»[98] или, может, разобранного системного блока «Эпсон» на столике в гостиной Клио. Конечно, ничего подобного он не видел. Мой украденный ноутбук и компьютер Дженет, скорее всего, давно уже покоятся на свалке – толку-то от них никакого.
– Но волосатый парень, – вспоминает Эван, – говорил с Джерри о какой-то программе. Он сказал, что ждет обновления.
– Как и все мы.
– Он собирался апгрейдить свой «Про Туе», – добавляет Эван, сверяясь с записями, – что-то в этом роде.
– «Про Тулз». Это программа для микширования. Он вроде как музыкальный продюсер.
– Да? И над чем он работает?
– В основном над распусканием преувеличенных слухов о себе.
– О! Чуть не забыл. – Эван бросает на столик меню блюд навынос из кафе. Мы с Эммой подвигаемся ближе, чтобы взглянуть. Она больно щиплет меня за коленку под столом.
– Автограф Клио! – объявляет Эван.
– Отличная работа.
– Вернете его мне, когда закончится эта история?
– Посмотрим. – Я убираю меню в карман. – Хочешь еще пончиков?
Эмма встает:
– У меня сейчас планерка. Джек, поговорим позже. – А затем Эвану: – Ты отлично поработал.
– Спасибо. Надеюсь, я ничего не упустил.
Как только Эмма уходит, Эван спрашивает, почему я не хочу, чтобы она узнала, зачем на самом деле я отправил его в пентхауз вдовы на Силвер-Бич.
– Потому что она разнервничается, – отвечаю я, – а это лишнее. Просто скажи мне: где ты его спрятал?
Эван ухмыляется:
– В пакете с капустным салатом.
– Ай молодца!
– Пока ждал, когда ты мне перезвонишь, – продолжает он. – Клио решила оставить еду. Ей как-то особенно приглянулись тефтели. А затем ей позвонили, и длинноволосый ушел в ванную со своим феном, а Джерри прикладывал лед к морде. Так что на пару минут я остался один – тогда-то я и вынул его из кармана и запихнул в пакет со жратвой.
– Соображаешь!
– А потом ты перезвонил и сказал, что можно оставить ей харч, и это было кстати, потому что именно там я его и спрятал, – отчитывается Эван. – Можно я кое в чем тебе признаюсь, Джек? Я ее испугался.
– Клио?
– Ты бы слышал, как она говорила с Джерри после телефонного звонка.
– Злилась?
– Нет, просто очень… холодно. Какой у нее был голос, я даже описать не могу. Она сказала: «Сделай это. Просто возьми и сделай, никаких больше отговорок». А сама холодна, как Снежная королева. «Ты столько просрал, Джерри, я сыта по горло» – что-то типа того. А он громадный сукин сын, и он такой: «Да, мисс Рио. Непременно, мисс Рио». Как будто маленький мальчик в кабинете у директора. «Простите, мисс Рио. Займусь этим прямо сейчас». У меня аж мурашки по коже.
– О чем это они говорили? – спрашиваю я.
– Понятия не имею, – отвечает он. – Но меня аж трясло, когда я отдавал ей пакет с капустным салатом. Я думал, обоссусь, пока лифта ждал.
– Ты молоток, Эван. Все отлично провернул.
– Спасибо. – Он наклоняется ко мне и шепотом говорит: – Когда она подписывала мне меню, она потерлась о меня сиськами. Специально, Джек, клянусь богом!
– И ты по-прежнему не хочешь стать журналистом, когда вырастешь?
Ответ Эвана невозможно разобрать, потому что рот его забит пончиком.
– Так ты мне обещал сказать, что на том диске.
– Просто музыка.
– Да ладно, Джек. Чья?
– Ее мужа.
Таинственный предмет, который молодой Эван должен был подбросить в квартиру Клио Рио, – не что иное, как компакт-диск с первой версией песни «Устрица Синди». На диске я красным маркером написал время, дату и номер телефона.
– Ого! – выдыхает Эван. – Музыка ее покойного муженька?
Обед. Эмма торчит на очередном совещании, поэтому я сажусь в «мустанг» и еду в Беккервилль. Сворачивая на улицу Дженет, я чувствую, как ладони прилипают к рулю. Я представляю себе, как Дженет открывает мне дверь в своем спецназовском прикиде; она стягивает с лица шапку и улыбается, потому что рада меня видеть…
Но в реальности все не так.
«Миаты» Дженет больше нет перед домом, а в квартире нет признаков жизни. Переднюю дверь починили – новые замки, заделанные дыры, – но никто не открывает на мой стук и звонки. Жалюзи на окнах теперь опущены до самых подоконников, поэтому внутрь заглянуть невозможно. Я не торопясь обхожу дом с другой стороны. Из-за дешевого галстука и наглухо застегнутой рубашки я вполне могу сойти за телефонного мастера или служащего, проверяющего электросчетчики. Опять же мой блокнот – весьма надежное прикрытие.
Задняя дверь тоже не поддается, и я иду на мелкое правонарушение. Я вынимаю две стеклянные створки жалюзи и аккуратно кладу их на газон. Из кармана рубашки достаю ножик для картона, жутко острый, и прорезаю дыру в подвесной ширме, закрывающей стекло с внутренней стороны. Сунув внутрь руку, я поворачиваю дверную ручку и налегаю на дверь. Взлом и проникновение совершены, когда я ступаю в дом. Здесь явно прибрались, но хозяйка так и не вернулась. Вооруженный разящим ножиком, я спешу в гостиную: надо взять образец крови из пятна на ковре. Хочу сравнить ее с кровью из использованного тампона, который, я надеюсь, валяется в мусорной корзине – во всяком случае, пару дней назад, когда мы были здесь с Эммой, я его там видел.