Приносят напитки, и происходит светская беседа – беседует в основном Лореаль. Он намедни слушал «Ноу Даут»,[123] вдохновился и хочет для альбома Клио «замутить одну понто-вую фишку». Она равнодушно кивает и закуривает очередную сигарету. Сегодня вдовушке не до «отверток» – она пьет черный кофе. Мы с Лореалем предпочитаем «Будвайзер», а одноглазый Джерри попивает диетическую колу. Ну как же, трезвость – оружие головореза.
Как только диджей, скандинавский растафарианец, делает перерыв, я прошу Лореаля заткнуться, потому что собираюсь поговорить с Клио о деле. Вдову, похоже, забавляет моя грубость по отношению к ее приятелю – нет сомнений, она бросит этого шута, как только выйдет ее альбом. Наверняка она уже не столь активно ротиком работает.
– Дело обстоит так, миссис Стомарти, – начинаю я. – Вам нужна песня Джимми. А мне – моя девушка.
– Эту песню Джимми написал не один. Мы вместе ее делали.
– Приберегите эту милую ложь для других журналистов. Я собственными ушами слышал песню. Ваш муж написал ее много лет назад, скорее всего, для другой женщины.
Клио глубоко затягивается. Но ее рука не дрожит. Она смотрит мне в глаза и говорит:
– Таггер, тебе что – жить надоело?
Я чувствую, как у меня на затылке волосы встают дыбом.
– Это хорошая песня, – говорю я, – кто бы ее ни написал.
– Чертовски хорошая песня, – с усмешкой соглашается Клио.
– И мы сделаем ее еще лучше, – вставляет Лореаль. – Когда мы ее обработаем, это будет совсем другая песня, не такая, как у Джимми.
Мы с вдовой игнорируем его реплику. Я говорю:
– Когда вы вернете мне Эмму, вы получите то, что хотите.
– И все диски, что ты с него записал.
– Их тоже. Можете не сомневаться.
Джерри, потягивающий свою колу, презрительно фыркает. Я не могу удержаться и поворачиваюсь к нему:
– Знаешь, чем я врезал тебе тогда ночью в моей квартире? Замороженным вараном.
Джерри инстинктивно дотрагивается до своей повязки.
– Именно так, крутышка. Глаз тебе выбил стосемидеся-тисемифунтовый слабак, вооруженный только мертвой рептилией. Тебе будет о чем рассказать внукам, когда они спросят, что случилось с твоим глазом.
– Ты, мешок с говном, закрой рот, – огрызается Джерри.
– Это не смешно, приятель, – снова встревает Лореаль.
– Клио, мне очень жаль, что вас там не было, – говорю я. – Ваш боец увидел море крови на полу, решил, что я умер, и сбежал. Но я-то был жив.
– К сожалению, – замечает она. – Но у тебя еще все впереди, Таггер.
Ее слова звучат достаточно убедительно, но я смеюсь ей в лицо:
– Это что, угроза? Ради бога, вам же всего двадцать три!
– Двадцать четыре, и мой кофе совсем остыл, – говорит она. – Ну, как будем меняться?
Пожалуй, пришло мое время для небольшого предостережения:
– Если вы причините зло Эмме или мне, приготовьтесь держать оборону. Потому что многим людям известно, над чем я работаю, и они станут задавать вопросы. И будут возвращаться снова, и снова, и снова.
Тут я прибегаю к тяжелой артиллерии и озвучиваю имена детективов Хилла и Голдмана и, разумеется, прокурора Таркингтона.
– И прошу заметить, – говорю я Клио, – он был большим поклонником вашего мужа.
Моя речь не производит видимого впечатления.
– Как я могу быть уверенной, что ты станешь держать рот на замке? – спрашивает она. – Не растреплешь про песню, я имею в виду.
– Нет, вы имеете в виду «не растреплешь про всю эту историю». – Вот тут начинается самая опасная часть беседы. – Послушайте, я знаю, что вы убили Джимми, но мне никогда этого не доказать, потому что вскрытия не было, а теперь тело уже кремировано. Джей Бернс не рыпался, потому что вы обещали, что возьмете его играть для «Сердца на мели», а кто откажется участвовать в хитовом проекте? Но затем на яхту наведался я, Джей задергался, и вы, ребята, решили, что не такой уж он хороший клавишник, в конце-то концов. Копы считают, будто он напился и заснул под грузовиком. Я сильно в этом сомневаюсь, но, опять же, где доказательства?
Я пожимаю плечами. Клио зевает, как львица, и отправляет в рот кубик льда. Лореаль пытается что-то сказать, но благоразумно умолкает на полуслове. А Джерри скрещивает дубинообразные ручищи на груди. Думаю, этот жест он подсмотрел в рекламе «Мистера Мускула».
– А теперь давайте поговорим о Тито Неграпонте, – продолжаю я. – Бедняга Тито не врал, когда сказал вам, ребята, что ничегошеньки не знает про «Сердце на мели». Он не участвовал в записи музыки в Эксуме. Джимми его не приглашал.
Клио злобно косится на Лореаля, который старается прикинуться фикусом.
– Именно так, милая, – повторяю я персонально для вдовы. – Вы подстрелили не того басиста. Полагаю, мексиканские джентльмены, которые взялись за эту работу, были наняты нашим Джерри. Вы вместе сидели, да, Джер? У тебя на лице написано, что ты некоторое время провел за решеткой.
Губы телохранителя складываются в кривую ухмылку. Я фамильярно подмигиваю и продолжаю:
– Смею предположить, что те два приятеля, что навещали Тито, более не пребывают среди живых, – иными словами, нападение нельзя повесить ни на кого из присутствующих. Так что вся история сводится к чему? Правильно, к какой-то песне.
– Не просто к песне, – соглашается Клио. Это ее сфинксоподобное хладнокровие начинает меня нервировать.
– К песне, которая, как вы заявляете, является плодом совместного творчества. Я знаю правду, но те люди, которые могут меня поддержать, не станут этого делать.
Дэнни Гитт, певицы и другие музыканты, которые работали в студии, боятся, что вы подадите на них в суд, если они скажут хоть слово, а кому нужны неприятности? Пока они получают деньги за студийную работу, они будут молчать.
Нас прерывает собирательница автографов, обдолбанная хамоватая девица в готичном прикиде и с английской булавкой в каждой ноздре.
– Ты клевая чувиха, – заявляет она Клио, которая быстро пишет на салфетке «Синди Циглер», свое настоящее имя. Озадаченная, но польщенная фанатка уходит.
– Вернемся к нашей песне, – обращаюсь я к Клио. – Возможно, вы просто хотите позаимствовать стихи, а возможно, требуете, чтобы Лореаль наложил на ваш голос вокал Джимми – этакий дуэт с мертвецом. Да радиостанции такое сутками станут крутить. И я жду не дождусь, когда же клип выйдет.
– Тебе-то что за дело до клипа?
– Я был поклонником Джимми, вот что за дело. Но если Эмма вернется ко мне живой и здоровой, я закрою глаза на то, что вы сделаете с песней мистера Стомы. Она, конечно, уже не будет так хороша, как в его исполнении, но это же шоу-бизнес.
Тут Клио говорит:
– Ты кое-что упустил. Его сестра.
– А что с ней?
– Я ей не нравлюсь.
– И что? Она не в курсе. – Если уж начал гнать по-крупному, тормозить нельзя.
Лореаль вставляет:
– Зуб даю, она знает, что Джимми записывал музыку в Эксуме.
– Несомненно, – хмурится Клио и перемалывает новый кубик льда.
– Но она ничего не знает про песню, – возражаю я. – Джимми никогда не говорил Дженет – я у нее спрашивал. – Снова вру. Я понятия не имею, играл ли он «Сердце на мели» своей сестре. Но главная задача – убедить Клио, что Дженет для нее не опасна. – Она вполне довольна, – говорю я, – что ей досталось сто тысяч наследства.
Клио ехидно смеется.
– Она и эти проклятые «Морские ежи». – Она оборачивается к Джерри. – Что думаешь? Ты говорил, он потребует денег.
Джерри отвечает:
– Потребует. Можешь не сомневаться.
Парни вроде него – как же они все любят упрощать!
– Правильно, Джерри. Как только я первый раз увидел тебя в крутом бомбере и битловских ботинках, я тут же сказал себе: вот не успокоюсь, пока не вытяну у этого плешивого троглодита парочку мильонов.
Я поворачиваюсь к Клио и, используя все свое обаяние, говорю:
– Не обижайтесь, миссис Стомарти, но, если бы вы сидели здесь в приятном обществе Клайва Дэвиса,[124] я бы, наверное, впечатлился и стрельнул у вас пару баксов. Но, к несчастью, с вами придурок, который называется в честь сраного шампуня и не сможет проложить себе путь к «Грэмми» даже с «АК-47» в руках.
124
Клайв Дэвис (р. 1934) – знаменитый продюсер, основатель звукозаписывающей компании «Ариста Рекордз».