Иными словами, как я и думал, нам не удастся обвинить вдову в похищении. После того, что случилось прошлой ночью, полиция об этом преступлении все равно никогда не узнает. Миссис Стомарти все сойдет с рук, только вот песни умершего мужа ей не видать.
Что ж, я это переживу. У меня есть Эмма.
Пока жарится омлет, она заключает меня в пылкие объятия.
– С этого момента запрещаю тебе даже прикасаться к огнестрельному оружию, – подначивает она.
– Я же тебе говорил, что терпеть не могу эти штуки.
– Насколько я помню, прошлой ночью ты обращался с одной из них довольно лихо.
– Угу. Хорошо, что пальцы себе не отстрелил.
– Но ты спас нам жизнь. Не забывай об этом, Джек.
Я не рассказал Эмме, что случилось с Джерри и Лореалем. Когда мы с Хуаном их нашли, она пребывала в стране грез.
– Катер твоих похитителей перевернулся, и они погибли.
После тревожной паузы Эмма спрашивает:
– Ты уверен?
– Ты когда-нибудь слышала выражение «тупая травма»? Так вот, с ними случилось прямо противоположное.
– Может, надо позвонить в полицию?
– И что мы им скажем? «Здравствуйте, плохие парни хотели нас убить, чтобы скрыть кражу поп-песни, но в итоге откинулись сами»? Копы мигом упакуют нас в смирительные рубашки и отправят в психиатрическое отделение «Милосердия».
Завтрак продолжается в тишине. Эмма не злится – она поглощена своими мыслями. Она пережила кошмарное приключение, которое придется скрывать всю жизнь – с этим не очень-то легко смириться.
Да, так все и должно быть. Не было никакого похищения. Никакой встречи на озере. Никакой погони с летальным исходом.
Наконец она говорит:
– Но что, если кто-нибудь узнает…
– Нереально. Это был несчастный случай. Плохая погода и нулевая видимость.
– Ясно.
На кухонном столе лежит свежий номер «Юнион-Реджистер», и мне почему-то не хочется смотреть на первую полосу. Но Эмма разворачивает газету и тут же замечает заголовок.
– Что? Почему ты не сказал?
– Я ждал, пока снотворное перестанет действовать.
Она взволнованно цепляет на нос очки и кладет газету поверх тарелок.
– Ну естественно – Старина Полк все-таки умер, а меня не было на рабочем месте, чтобы отредактировать статью.
– Читай вслух, – прошу я.
Она бросает на меня озорной взгляд:
– Еще чего изволите?
– Пожалуйста.
И она начинает читать:
Человек, который стоял у истоков «Юнион-Реджистер» и руководил ею почти четыре десятка лет, скончался в пятницу после продолжительной болезни. Макартуру Полку было 88 лет.
Уважаемый член общества и страстный филантроп. Полк умер в своем доме в Силвер-Бич. Его жена Эллен была с ним до самого конца. Друзья семьи сообщают, что супруги играли в китайские шашки, когда случилась эта трагедия.
Несмотря на то что в последнее время здоровье его угасало, Полк активно интересовался делами нашей газеты, перешедшей ему в наследство от отца.
В интервью, которое мы взяли у него неделю назад в больнице «Милосердие», он сказал: «Нет чести большей, чем издавать ежедневную газету, и большей ответственности, чем нести людям правду, пусть даже часто она бывает не так уж приятна».
Эмма поднимает глаза:
– Он действительно так сказал?
– Слово в слово. А цитата молодого Рэйса Мэггада попала на первую полосу?
– Если нет, кто-то останется без работы. – И Эмма продолжает:
Упрямец и мечтатель, Полк превратил «Юнион-Реджистер» из обычной провинциальной газеты в удостоенное многочисленных наград динамичное издание, тираж которого постоянно растет и на данный момент составляет 82 500 в рабочие дни и около 91 000 в выходные.
«Мы сделали первоклассную газету, – сказал он. – Совесть общества».
Единственный сын основателя «Юнион-Реджистер» Форда Полка, молодой паренек Мак пришел в редакцию сразу после колледжа, начал с клерка, но постепенно поднялся по карьерной лестнице до главного редактора.
Когда его отец неожиданно отошел от дел, чтобы заняться разведением карликовых норок, Полк занял его место во главе «Юнион-Реджистер». Он эффективно руководил газетой вплоть до 1997 года, когда продал ее издательской группе «Мэггад-Фист» за 47 миллионов долларов.
«Макартур Полк был мне вторым отцом, – сказал нашему корреспонденту Рэйс Мэггад III, президент и председатель совета директоров „Мэггад-Фист“. – Учителем, другом и вдохновителем».
Тут Эмма не выдерживает и восклицает:
– Вот лицемерная скотина!
Старина Полк наверняка повеселился бы от души.
– А в остальном ему бы наверняка понравилась твоя статья, – говорит Эмма. – Отличная работа, Джек, учитывая отвлекающие факторы.
– Ты это о чем? – Статья не так уж плоха, но это же не мой стиль. «Страстный филантроп»? Я вас умоляю!
– Я хочу сказать, – поясняет Эмма, – что тебе, вероятно, вчера было трудно сосредоточиться на статье – ты ведь ждал звонка от костоломов Клио.
– Но я не писал эту статью, Эмма. Посмотри на подпись.
– Я смотрю на подпись.
Я выхватываю передовицу у нее из рук.
Возмутительно. Ну Аксакал, ну трусливый плут, да у него совесть распадается на куски, как бампер такси в Тихуане! Он прилепил мое имя на некролог Старины Полка!
– Да ее Эван написал, – протестую я, размахивая газетой у Эммы перед носом. – Пока мы с Хуаном болтались на озере.
– Вот сейчас не поняла.
– Все просто. Мэггаддал указание, чтобы некролог поручили мне. Аксакал побоялся его огорчить и подписал статью моим именем. Вот как он обошелся с честным работягой Эваном – лишил парня первой полосы.
– Некрасиво получается, – соглашается Эмма.
Я пробегаю глазами конец статьи. И под последним абзацем нахожу мелкие буковки курсивом: При участии стажера Эвана Ричардса.
Я чувствую себя беспомощным, на душе погано. Эмма в таком же состоянии.
– Хочешь, я прочитаю до конца? – робко спрашивает она.
– Только не вслух, я тебя очень прошу.
Еще одна знаменательная веха в карьере Джека Таггера-младшего. Наконец-то я вернулся на первую полосу, одно плохо – статью написал не я.
Вскоре мне позвонит Чарлз Чикл и спросит, что я решил насчет непыльной работенки в трастовом фонде, но сейчас меня не радует даже перспектива получать деньги за издевательство над Рэйсом Мэггадом III. То, что случилось с Эваном, – отвратительно; я терпеть не могу, когда натягивают журналистов.
Эмма пытается меня успокоить: говорит, что парень сварганил некролог из моих заметок, вырезок и интервью.
– Можно сказать, он внес редакторскую правку, – говорит она. – А основную работу все равно проделал ты.
– Не выйдет, Эмма. – Я тянусь к телефону. – У Эвана есть прямой номер?
Он отвечает после третьего звонка – уже хорошо. Я знавал стажеров, которые на его месте давно бы уже повесились от отчаяния.
– Привет, Джек, – спокойно говорит он.
Я с места в карьер разражаюсь яростной, полной негодования обличительной речью в адрес нечистоплотных бесхребетных редакторов, которую Эван обрывает на полуслове, чтобы сообщить мне, что он вовсе не является пострадавшей стороной. Некролог Макартура Полка написал не он.
– У меня не пошло, – признается Эван. – Аксакал мне помог. Он забрал весь твой материал и состряпал статью где-то за двадцать минут до сдачи в набор.
– Понятно.
Эван все извиняется. Он действует мне на нервы, как скулящая чихуахуа.
– Как только ты мне сказал, что некролог пойдет на первую полосу, – изливает душу Эван, – у меня башку словно заклинило. Я виноват, Джек, я знаю.
– Расслабься. Я сам виноват. Нечего было перекладывать на тебя свою работу.