— Сейчас признаю. А вот Фабиан — нет. Наверное, ему для этого потребуется еще какое-то время. Давайте помнить слова моего друга Мигеля де Торре: «Горе задает всем нам разные вопросы». Если, как ты считаешь, мне не следует нажимать на Фабиана, — произнес Суарес и, к моему удивлению, улыбнулся, — то постарайся сделать так, чтобы он и дальше верил в свои фантазии. Но до известной степени.
Я собрался ответить, однако он не дал мне заговорить.
— А сейчас я уверен, что тебе лучше забыть про наш разговор. Отправляйся спать. Ты сегодня тоже перебрал текилы, и тебе нужно проспаться. — Он протянул руку и шутливо взъерошил мне волосы.
— Вы ведь не скажете ему? — поинтересовался я. — Не скажете о том, что только что от меня узнали?
— Обещаю, что никогда не обмолвлюсь ни единым словом. Наверно, ты прав, мне не надо ничего говорить Фабиану. И еще я верю в то, что ты обязательно расскажешь мне, если ситуация изменится.
У подножия лестницы он остановился и игриво ткнул кулаком мне в плечо.
— Трудно что-то утверждать наверняка. Кто знает, вдруг Фабиан может оказаться прав в том, что он говорит о своей матери.
Последнее, что я запомнил, прежде чем погрузиться в сон, были глаза Суареса, сверкнувшие в темноте каким-то безумным блеском.
На следующее утро меня разбудили яркий солнечный свет и какой-то отвратительный шум. Я забыл перед сном завесить шторами окна, а по ту сторону дверей моей спальни Евлалия энергично пылесосила ковер. Пластмассовый наконечник шланга позвякивал и постоянно ударялся о металлические перила, издавая нестройные звуки, словно ребенок, настойчиво тыкающий пальчиками в клавиши пианино.
Суарес оказался в веселом настроении. Когда я спустился вниз, то увидел его за обеденным столом. На нем была рубашка с коротким рукавом. Он пил кофе и курил свой любимый «Данхилл». Фабиан, сжавшись в комок, сидел рядом. Когда я вошел в комнату, он едва удостоил меня взглядом. Наверное, понял, что я слышал, как его на рассвете беспрестанно рвало.
Суарес с видимым удовольствием подал нам гаргантюанский завтрак: огромное блюдо с яйцами-пашот и кровяной колбасой, залитой пронзительно красным океаном соуса чили.
— Насколько мне известно из собственного опыта — ведь я и сам когда-то обожал подобные вечеринки, — после вчерашней ночи вы, должно быть, жутко проголодались, — сказал он. — Нет-нет, я уже поел, это все для вас. Вы должны съесть это все, до последней крошки.
Суарес снова сел, довольно ухмыльнулся и, взявшись за сигарету, наблюдал за нами на протяжении всей этой пытки. Он не позволил нам открыть окно, несмотря на царившую в комнате ужасную духоту. Избежать завтрака было невозможно. Вчерашний гнев Суареса улетучился, однако он решил компенсировать былое недовольство высокой ценой: мы были обязаны искупить свое ночное безрассудство, кутеж за его счет, съев предложенный им завтрак.
Яйца казались мне огромными выколотыми глазами. Колбаса была нещадно приправлена специями. Я так и не смог одолеть свою порцию, но все равно преуспел в этом больше, чем Фабиан. Тот съел совсем немного и, пробормотав: «Это просто издевательство над людьми!», бросился прочь из столовой, чтобы извергнуть из желудка все, что только что проглотил.
Когда с завтраком было покончено, я сел в автобус и поехал домой. Добравшись на грузовом лифте до нашей квартиры, я сразу же юркнул в постель.
Глава 7
Прошла целая неделя, в течение которой мы с Фабианом практически не общались. Я предположил, что он стесняется случившегося и вновь заговорит со мной, как только будет морально готов. Я оказался не единственной жертвой его изменчивого настроения. В среду он отколол номер на уроке химии. Нас обычно заставляли с кем-нибудь в паре проводить опыты, и напарницей Фабиана была на этот раз Верена Эрмес. Когда это случилось, я находился в другом конце классной комнаты и не видел, что именно произошло, — до меня донесся лишь хлопок взрыва и испуганные крики. Позднее я расспросил обо всем Верену.
— Он в последние дни ходит сам не свой, — доверительно сообщила она. — Когда мы стали делать опыт, у него явно поехала крыша — он вдохнул нашатыря, выглянул в окно, посмотрел на небо и пробормотал какую-то чушь. Я попыталась не обращать на это внимания, но он начал шептать мне на ухо, а нам нужно было работать. Я из-за него получила двойку.
— Ты исправишь оценку. Так что он тебе нашептывал?
— Он все время повторял: «Ты видишь ее?» Все-таки он ненормальный.
Но это было не все. Вскоре до меня дошли слухи, будто Фабиан затеял драку с каким-то парнем во время футбольного матча, который состоялся после уроков, и гипсом ударил своего противника по голове. Потом я увидел его с довольно большого расстояния. Стоя на дальнем конце спортплощадки, Фабиан разглядывал горы с таким интересом, будто видел их в первый раз. В пятницу, после окончания уроков, мы оказались с ним возле ворот, ведущих в школьный двор.
— Ты еще не готов снять эту маску таинственности? Может, впустишь меня в свой мир? — поинтересовался я.
Фабиан не удостоил меня ответом.
— Ну? Что с тобой происходит? — не отставал я.
Его враждебный тон явился для меня неожиданностью.
— Что ты имеешь в виду? Интересуешься моей жизнью только по пятницам? Пытаешься снова добиться приглашения в гости?
— Господи, конечно, нет. Что с тобой? Какая муха тебя укусила? Я просто хотел узнать, как твои дела.
— Со мной все в порядке. За меня не беспокойся.
Я с хрустом раздавил валявшуюся на земле фисташковую скорлупку.
— Я скоро возвращаюсь учиться обратно в Англию, — сообщил я. — Просто хотел сказать тебе об этом. — Лицо Фабиана сохраняло все то же хмурое выражение. — Послушай, я разговаривал с Суаресом после того, как ты пошел спать…
— Рад за тебя. В следующий раз, когда захочешь прийти в наш дом, то звони прямо ему, раз вы с ним такие большие друзья.
— Подожди…
— Байрон уже приехал за мной, — ответил Фабиан. — Увидимся в понедельник.
Ожидание минуты, когда за тобой приедут и отвезут домой, еще никогда не казалось мне столь тягостным, как сегодня. Нужно было сделать что-то такое, чтобы все снова стало как прежде.
В те выходные отец вошел в мою комнату, держа в руке конверт с британской почтовой маркой. По выражению его лица я понял, что дела мои плохи.
— Проверка способностей, — пояснил он, пожав плечами. — Я должен дать тебе ограниченное время для выполнения этих заданий, а потом отослать их обратно в школу в специальном запечатанном конверте. Это крайне ответственное дело.
Матери дома не было, она отправилась играть в теннис, поэтому пришлось высказывать протест отцу. Я тяжело вздохнул и в мелодраматическом жесте вскинул руки. Заниматься подобными вещами в присутствии отца я ужасно не люблю — даже на искренние вспышки моего дурного настроения он реагирует хуже, чем мать. Тем не менее я решил довести до его сведения факт моего несогласия.
— Послушай, — сказал отец. — Если тебе действительно не хочется уезжать отсюда, мы обсудим это позднее, ближе к отъезду. Но, как мне кажется, ты сам пока еще не решил, что для тебя будет лучше.
Я поднял бровь в надежде, что эта гримаса удачно передает мое скептическое презрение.
— Ну давай, дружище. Сегодня прекрасный день, ты можешь заполнить все эти бумажки прямо сейчас, на балконе. А я пока приготовлю что-нибудь перекусить.
Я направился из комнаты, понуро опустив плечи. Я старался двигаться как можно более медленно, словно едва волочил ноги, и даже на всякий случай изобразил учащенное дыхание, предшествующее приступу астмы.
— Послушай, — произнес отец, — у меня есть мысль. Если ты действительно вознамерился убедить нас, что не желаешь ехать в Англию, то мог бы… ну… провалить эти испытания, не справиться с ними.
Я остановился и обернулся.
— Разумеется, я тебе ничего такого не предлагал. Подозреваю, они лишь потому прислали эти тесты, чтобы убедиться, что берут на учебу нормального парня, а не какого-то недоумка, который за два года растерял все свои мозги, просиживая штаны в международной школе. — Затем отец заговорщически понизил голос: — Тебе достаточно лишь изобразить из себя такого придурка.