Достать газетную бумагу — лишь первый шаг. После этого на ней нужно было соответствующим шрифтом в самой убедительной манере напечатать сам текст. Я вряд ли могу назвать себя опытным фальшивомонетчиком, однако, имея в своем распоряжении хороший принтер, нужную бумагу, слегка пожелтевшую в результате вылитого на нее чая (про этот трюк я знал давно, прочитав где-то о том, как были сфальсифицированы дневники Гитлера), я, к великому своему удивлению, достиг желаемой цели. Мне даже удалось фотокопировать на обратную сторону страницы изображение устаревшего автомобиля, чтобы возникло ощущение, будто это действительно вырезка из газеты тех лет. В результате я сотворил достаточно убедительное подобие газетной вырезки. Опытный эксперт в два счета раскусил бы мою уловку, но я рассудил, что стремиться к идеальному правдоподобию не имеет смысла: королю из известной сказки не рассказывали о его новом платье в мельчайших подробностях, потому что он в целом поверил, что оно у него есть.
К счастью, Фабиан первым пошел на сближение — это случилось в тот день, когда он морально созрел для этого шага, то есть мне даже не пришлось искать повод, чтобы показать ему мое полиграфическое творение. В следующий четверг он подошел ко мне во время большой перемены, после утренних уроков.
— Так что ты там говорил про свой отъезд? — спросил он.
— Он может и не состояться. Но если все-таки придется уехать, то на каникулах я сюда вернусь, чтобы там не сойти с ума от скуки.
— Понятно, — как-то рассеянно произнес Фабиан. — Извини меня, я по-свински вел себя на прошлой неделе. Это рассказ про моих родителей виноват. Мне после него было хреново.
Извинение. Нечто новое. Пожалуй, мне даже не нужно будет придерживаться моего плана. Тем не менее полностью отступать от задуманного я не мог.
— Я хотел с тобой кое о чем поговорить, — сказал я. — Я нашел одну вещь, которая, как мне кажется, тебя заинтересует. Она оказалась в стопке старых газет, которые принес с работы отец.
В этот момент мы с Фабианом находились в школьной столовой, где было жарко и влажно от выставленных на прилавок огромных чанов с горячим рисом и бобами. Когда мы набрали себе в тарелки еду и сели за отдельный столик в углу, я достал вырезку и положил перед моим другом. Вырезка была мятая, вся в пятнах и выглядела так, будто много лет пролежала в папке с бумагами.
Фабиан несколько раз перечитал ее. На какой-то миг его глаза подозрительно сощурились, затем в них вспыхнул сердитый огонек, тотчас сменившийся растерянностью. Лицо его приняло недовольное выражение. Через несколько секунд Фабиан, должно быть, понял, что выдержка изменяет ему, и постарался напустить на себя спокойствие, изобразив лишь легкое удивление.
Признаюсь честно, я порядком струхнул. До меня дошло, что в эти мгновения страшно рискую — я как-то не задумывался о том, как Фабиан отреагирует на газетную вырезку. Невинная, казалось бы, затея вполне могла поставить жирный крест на нашей с ним дружбе.
Фабиан в очередной раз посмотрел на вырезку, затем на меня.
— Что ты, черт тебя возьми, задумал? — произнес он.
— Я…
— Ты что, проверяешь меня?
Я выдержал короткую паузу и осторожно ответил:
— Я хотел доказать, что верю тебе.
Мы обменялись неуверенными взглядами, не зная, что будет дальше.
— Понятно, — произнес наконец Фабиан.
Содержание лежавшей перед нами газетной вырезки было следующим:
«Эль Диарио», 29 февраля 1989 года
ДВЕ ЖЕРТВЫ ТРАГИЧЕСКОГО ПРАЗДНИКА
ИБАРРА: Мужчина и женщина стали жертвами катастрофы, слетев в автомобиле с горной дороги в пятницу близ асиенды Ла-Рена. Они спешили в больницу, чтобы обработать рану мужчины, которую он получил в результате импровизированной корриды, устроенной во время праздника запаро на асиенде Ла-Рена. Его тело было обнаружено в обломках машины. Останки его жены до сих пор не найдены, и поэтому невозможно с уверенностью утверждать, погибла ли она во время автокатастрофы. Имена жертв трагедии остались неизвестными.
ОТКРЫТИЕ НОВОЙ КЛИНИКИ ДЛЯ ЛИЦ,
СТРАДАЮЩИХ АМНЕЗИЕЙ, РАСКОЛОЛО ЖИТЕЛЕЙ ПРИБРЕЖНОГО ГОРОДКА НА ДВА ЛАГЕРЯ
ГУАЯКИЛЬ: Со смешанными чувствами жители прибрежного городка Педраскада восприняли вчера заявление местной знаменитости, доктора Виктора Меносмаля, о том, что он открывает новую частную клинику для лиц, страдающих амнезией. Меносмаль, не имеющий специального медицинского образования помимо ученой степени магистра психологии, давно проявлял интерес к проблемам потери памяти. Получив внушительное наследство от покойного отца, он поклялся посвятить свою деятельность изучению этой темы. По словам Меносмаля, клиника — он так и назвал ее — клиника «Амнезия» — будет отчасти исследовательским институтом, отчасти приютом для больных амнезией. «Не сомневаюсь, — заявил вчера Меносмаль, — что нам придется столкнуться с приживалами, которые не потеряли память, а просто желают воспользоваться бесплатным жильем и питанием, однако мы уверены, что строгие тесты, которым мы подвергнем всех поступающих к нам пациентов, позволят сразу выявить подобных симулянтов. Мы также намерены вести наблюдение на постоянной основе за нашими пациентами, если у них восстановится память, но они не пожелают сообщить нам об этом».
В настоящее время пациентов в клинике «Амнезия» пока нет.
— Да, — произнес Фабиан. — Я все понял.
Я опустил глаза и устремил взгляд на тарелку с бобами.
— Так ты говоришь, что получил это от отца? — продолжил Фабиан.
— От него, — признался я.
— Я ни разу не видел газет тех лет. Не знал, что об этом писали.
— Как видишь, писали. Вот оно, напечатано черным по белому.
— Вижу.
— Ну вот.
Я повернул вырезку к себе и указал на нее вилкой.
— Вот эта статья о клинике для жертв амнезии тоже интересная, — набравшись смелости, заявил я.
— Да, — согласился Фабиан, глядя в тарелку. — Хотя имя этого чудака звучит забавно. Меносмаль. Разве может человек носить такое имя? Это все равно что если бы у англичанина была бы фамилия, ну, допустим, Просто так или что-то в этом роде.
— Мне кажется, я слышал это имя раньше. Он, этот Меносмаль, наверное, француз.
— Пожалуй. Спасибо, что показал эту вырезку. Можно мне ее взять?
— Конечно. Я же специально для тебя принес.
Фабиан аккуратно сложил ее и засунул в бумажник. Затем, немного поковырявшись в тарелке с едой, сказал:
— Ну, так чем мы с тобой займемся в этот уик-энд?
Глава 8
Это было задумано мной как своего рода жест. Элегантный, недоговоренный способ извиниться перед Фабианом за то, что усомнился в нем, знак того, что я верю его рассказу. Ничего более. Я подозревал, что допустил немало неточностей в обеих статьях, не говоря уже об абсурдном имени, которое придумал для главного врача клиники. Скорее всего и мое авторство, и намерения будут абсолютно очевидны, но сказать об этом вслух — значит пойти наперекор духу приключений и уничтожить мой замысел в зародыше. Поэтому когда Фабиан отнесся к моей фабрикации с явным доверием, ничуть не усомнившись в содержании статьи, а выразив лишь удивление странным именем главы клиники, я предположил, что мои извинения должным образом оценены и приняты. Во всяком случае, мы сделали вид, будто верим в то, что написано в вырезке. То есть доктор Меносмаль и его клиника для потерявших память действительно существуют, и этот самый Меносмаль вошел в пантеон вымышленных героев, которые — когда мы были моложе — спокойно уживались в нашем сознании с реальными историческими фигурами, такими как Черчилль, Боливар и Пеле. Мы в равной степени верили в Дракулу, Бэтмена и Хэна Соло не потому, что они были реальными личностями, а потому, что заслуживали право на существование в качестве таковых.