Гостевые домики располагались вокруг центрального двухэтажного строения, где обитал сам хозяин и находился главный бар. Неподалеку приютился сарайчик, который служил импровизированной уборной с засыпанной опилками выгребной ямой, и душевой, устроенной из старой цистерны. Сливное отверстие было накрыто бамбуковой решеткой, а для подачи воды нужно было дергать за цепочку, открывавшую в цистерне отверстие. На всем пространстве вокруг бара стоял сильный запах дыма от жаровни и сока лайма. Сквозь постоянное жужжание облака насекомых доносилось журчание какого-то подземного источника.
Обычно, сообщил нам Рей, здесь бывает уйма туристов, однако на данный момент мы с Фабианом — единственные его постояльцы. Хотя он, по его собственному признанию, был «бездельником», Рею удалось скопить прилично деньжат — своего рода компенсация за те убытки, которые Хуан нес практически все время. Подобно многим калифорнийцам, Рей был бездельником с неплохим доходом.
— С какой стати мне возвращаться в Штаты? — заявил он. — У меня здесь есть все, что только душа пожелает. Разве можно найти работу лучше, чем подсказывать людям, как им приятно проводить время?
В тот вечер мы разожгли на берегу костер и, усевшись вокруг, ели жаренное на гриле мясо, запивая его холодным пивом. Я попытался представить себе, что прожил на этом пляже двадцать лет, как Рей. Просто невероятно — как можно привязать себя к человеку или месту на такой огромный срок.
Жену Рея звали Кристина. Она рассказала нам, что никогда в жизни не стригла волос, и теперь они — от корней с легкой проседью до посеченных концов — струились темной волной почти до колен. Кристина носила свободную одежду синих или розовых тонов. Ее спокойная уверенность и приятное лицо удивительно контрастировали с внешностью и манерами мужа. Несмотря на крупное телосложение, Кристина двигалась с поразительным изяществом и грацией, чем-то напоминая мудрую гориллу, выбравшую себе в супруги чокнутого павиана.
Сол уснула еще до наступления темноты, уткнувшись носом в песок. Мать осторожно взяла ее на руки и отнесла в дом. Вернувшись, Кристина приступила к действию, которое, очевидно, давно стало для нее привычным ритуалом. Вокруг костра были выложены массивные плоские камни. После того как камень нагревался от огня, но его еще можно было взять в руки, он передавался по кругу, чтобы люди могли немного согреться. Рей тем временем занимался мясом, насаживая его на деревянные шпажки, предварительно обмакнув ломтики в сок лайма и выкладывая на решетку гриля. Мы по кругу передавали камни и поджаренное мясо, и нас нежно обволакивала ночь. Облака, пронизанные лунным светом, напоминали исполинские серебристые грибы ядерных взрывов. Я до сих пор помню: в те минуты мне казалось, что сочные куски мяса, пропахшие дымком костра, запиваемые пльзенским пивом из литровых бутылок, — самое вкусное, что только может быть на свете. Я посмотрел на Фабиана. Прожевав очередной кусок, он принялся засовывать деревянную шпажку под слой гипса на сломанной руке.
— Что случилось? — поинтересовался я.
— У меня тут кое-что завалилось под гипс, — объяснил тот. — Жуть как чешется.
— А что завалилось-то?
— Моя марадоновская медаль 1986 года. Я не имею права потерять ее. Ее мне подарил отец.
Марадоновская медаль — это такая помятая, вся в пятнах вещица, что-то вроде монеты, которую Фабиан постоянно носил с собой. Он забавы ради вертел ее пальцами или использовал при демонстрации фокусов с исчезающими монетами и прочих трюков, призванных показать ловкость его рук. Фабиан как-то пытался уверить меня, что это настоящий приз с чемпионата мира 1986 года, однако в таком случае уверение, будто эту штуку ему подарил отец, оборачивалось сущей бессмыслицей. Эта безделица была не что иное, как бесплатный сувенир — такие еще выдавала одна компания, выпускающая сухие завтраки, но для Фабиана данная штуковина была своего рода талисманом. Так что не исключено, что она все-таки досталась ему от отца.
— Ну, под гипсом ей ничего не грозит, — заверил Фабиана Рей. — Подожди, когда придет время снимать гипс. А пока возьми-ка камень.
Фабиан бросил палочку в костер и принял у Рея импровизированную грелку.
— А теперь ответьте на мой вопрос, парни, — проговорил Рей. — Каким ветром вас сюда принесло? Простите мне мои слова, но на вид вы значительно моложе моих обычных постояльцев.
— Ищем сокровища, — выпалил я прежде, чем Фабиан успел озвучить иную версию.
— Впервые слышу о каких-то сокровищах и их поисках, — мгновенно оборвал меня он. Его явно позабавили мои попытки отвлечь его от темы клиники для жертв амнезии.
— Как, ты никогда об этом не слышал? — в свою очередь, удивился Рей. — Кристина, дорогая, расскажи им про Френсиса Дрейка.
— Только если им действительно интересно.
— Конечно, интересно, верно я говорю, парни?
— Ну хорошо, только они, наверное, знают даже больше, чем я.
— Клянусь вам, мы ничего об этом не знаем, — заверил ее Фабиан.
— Ничего не знаем, — поддакнул я, решив не признаваться, что кое-что мне известно. Стоит признаться, что я располагаю некими сведениями об этом месте, как это может вызвать у Фабиана подозрения в истинности сфабрикованной мною газетной вырезки.
— Ладно, тогда я начинаю, — сказала Кристина, указав в сторону океана. — Итак, это произошло примерно в восьмидесятых годах XVI века, когда война на море была в самом разгаре.
— Совсем как сегодня днем, — вставил Фабиан.
— Замолчи, — оборвал его я. — Пожалуйста, продолжайте, Кристина.
— Ваш англичанин Дрейк долгие месяцы преследовал испанский галеон. Его люди валились с ног от голода и усталости. Они уже давно не бывали на суше и питались чайками, которых ловили, а затем несколько дней откармливали собачатиной, чтобы их мясо не так сильно пахло рыбой.
— Круто, — прокомментировал я.
— А почему они сами не ели собачатину? — полюбопытствовал Фабиан.
— Хватит перебивать, — осадила его Кристина. — Несмотря на все трудности, англичане не утратили мужества, потому что за все страдания им полагалась огромная награда, и они решили непременно добиться ее. Дрейк преследовал корабль, который сами испанцы называли «Какафуэго». «Какафуэго» был настолько грозен в морских сражениях, что казалось, будто он испражняется огнем. Следуя за ним по пятам от Чили до Перу и до наших мест, Дрейк наконец захватил галеон и все сокровища на его борту. Это была триумфальная победа. Дрейк намеревался вернуться в Плимут на двух кораблях, предстать перед королевой и удостоиться лавров победителя. Причалить к берегам Англии не только на своем судне, но и подогнать «Какафуэго», доверху набитый серебром.
— Хорошее дело, — заметил Фабиан.
— Очень хорошее, — согласилась Кристина. — К сожалению, испанцы придерживались иного мнения. Прежде чем отдаться на милость победителю, они успели открыть кингстоны.
— Что-что? — недоуменно переспросил Фабиан.
— Они затопили свое судно, чтобы оно не досталось неприятелю, — пояснил Рей. — Весьма благородный поступок. Лично я на их месте сказал бы этому Дрейку так: «На-ка, выкуси, чувак!»
— Вы не будете возражать, если я продолжу? — улыбнувшись словам мужа, спросила Кристина. — Значит, «Какафуэго» пошел ко дну. Но Дрейк поклялся, что не потеряет ни одной серебряной монеты с борта своего трофея. Его людям удалось спасти испанское серебро прежде, чем галеон затонул. После этого нависла опасность над его собственным судном, «Голден Хайнд», который от излишка груза в любую минуту мог тоже затонуть. Кто-то из пленных испанцев назвал судно Дрейка «Какаплата», потому что серебро лезло наружу буквально из всех отверстий.