Горничная вызвала администратора, который зарегистрировал миссис Уилберфорс накануне.
– В чем дело? – спросил администратор, заходя в комнату. – Что случилось?
– Эта женщина не просыпается, – сказала горничная. – Она, видимо, заболела.
Администратор постоял в дверях.
– Посмотрим, – сказал он. – Ах, это миссис Уилберфорс, она приехала вчера. – Он в нерешительности стоял на пороге спальни. – Миссис Уилберфорс, – позвал он.
Ответа не было.
– Миссис Уилберфорс! – Он повысил голос.
– Она не отвечает, – сказала горничная. – По-моему, ей плохо.
– Хорошо если так, а не то твоей заднице не поздоровится, – прошипел администратор, который стал в таком тоне разговаривать с молоденькой горничной-пуэрториканкой после того, как девушка совершила непростительный грех, отказавшись провести с ним время в одном из пустых номеров и, больше того, пригрозила, что если он не перестанет донимать ее, она все расскажет его жене.
Администратор нервно проглотил слюну. Входить в спальни к женщинам не дело администратора.
– Стой здесь, – прошептал он горничной, чтобы иметь свидетеля, быстро прошел к кровати и стал звать миссис Уилберфорс по имени. Ответа не было. Он дотронулся до одеяла там, где, по его мнению, должна была быть рука. – Миссис Уилберфорс!
Послышался слабый хрип. Администратор осторожно отдернул одеяло, замер, вглядываясь в лицо, затем резко отшатнулся.
– Это не миссис Уилберфорс, – сказал он взволнованно.
– Разве нет? – спросила горничная, входя в комнату.
– Нет, посмотри сама, – сказал он, подзывая ее.
Она подошла ближе, сначала робко, потом смелее. Взглянув на лицо, она невольно вздрогнула.
Лицо было отвратительно, как грех, и старо, как время. Сморщенная коричневая кожа была изрезана глубокими морщинами, волосы были совершенно седыми, а из щек и подбородка, как у ведьмы, торчали длинные белые пучки волос.
– Миссис Уилберфорс гораздо моложе, – произнес администратор. – Я сам регистрировал ее вчера. Это не она.
Голова на подушке пошевелилась. Веки дернулись и медленно, словно в ожидании прихода смерти, которая дала временную отсрочку, открылись. Глаза тупо уставились на мужчину и женщину у кровати.
Губы слегка дрогнули, но звука не было. Затем они вновь зашевелились, мышцы в углах рта напряглись, рот приоткрылся и раздался изможденный тихий голос:
– Я миссис Уилберфорс.
Чиун смотрел телевизор, а Римо лежал на диване и медитировал, когда зазвонил телефон, стоявший рядом с зеленой бархатной кушеткой.
– Это Смит, – произнес кислый голос, – я только что узнал, что миссис Уилберфорс… я полагаю, вы встречались с ней… доставлена в клинику Роблера.
– Что с ней?
– Не знаю. Ее нашли совершенно больной в номере пригородного мотеля около часа тому назад. Вы, конечно, улавливаете связь?
– Сначала сын, теперь мать…
– Попытайтесь все разузнать.
– Что-нибудь еще? Есть что-либо новое в деле о налоговой службе?
– Ничего. Все, над чем работал Уилберфорс, он держал в голове. Этого мы, видимо, никогда не узнаем. Не теряйте связи со мной. Между прочим, эта линия не прослушивается. Наши люди контролируют ее.
Римо осторожно положил трубку на рычаг и спрыгнул с дивана. Поглядел на Чиуна, который, казалось, впал в транс, завороженный телеэкраном. Не стоит беспокоить его сейчас, тем более что это бесполезно. Чиун не оторвется от телевизора, пока не кончится очередная серия. В комнате могут происходить взрывы, пожар, наводнение. Когда дым рассеется, вода схлынет, обломки уберут, Чиун все так же будет сидеть в позе лотоса, глядя, как доктор Лэнс Рэвенел находит выход из любой ситуации, благодаря своей мудрости и доброте.
На Римо была коричневая рубашка, коричневые слаксы и свитер.
– Я ухожу, Чиун, – громко сказал он.
Ответа не последовало.
– Я могу не вернуться. Это самое опасное задание, – сказал Римо.
Тишина.
– Но это будет мое лучшее дело, – сказал Римо.
– Это можно сказать о чем угодно, – бросил Чиун и вновь замолк. В комнате звучал лишь голос с телеэкрана.
– Чиун, ну ты и поганец! – крикнул Римо.
Ответа не последовало. Римо надел темные очки, носить которые не любил, но они приводили в ярость Чиуна.
Римо купил их, гуляя как-то днем с Чиуном по улицам Сан-Франциско. Это был их любимый город, в котором среди пестрой многоязыкой толпы они смотрелись вполне нормально – восьмидесятилетний кореец в экзотических одеждах рядом с худым сурового вида американцем. И пока они держались подальше от китайских кварталов, все было спокойно.
В тот день Чиун настоял, чтобы они зашли в большой универмаг. Римо пошел смотреть клюшки для гольфа, когда вернулся, то обнаружил Чиуна в углу нижнего этажа в отделе оптики, где врач подбирал женщине очки. Чиун громко выражал свое неудовольствие. Врач и женщина обернулись и сердито смотрели на него. Он отвечал им тем же.
– Что ты делаешь, папочка? – спросил Римо.
– Смотрю, как этот человек портит женщине глаза.
– Тише, – сказал Римо. – Тебя могут услышать.
– И хорошо, – сказал Чиун – Подумай, скольким людям я спасу зрение, если все будут слушать меня.
– Чиун, некоторые не могут без очков.
– Неправда, никому они не нужны.
– Очень нужны. Ты видел таблицы для проверки зрения, где обозначены буквы? Некоторые люди не могут их прочесть.
– Но зачем читать буквы, надо читать слова, – сказал уверенно Чиун.
– Не в этом дела. Некоторые не могут даже разглядеть, какие там буквы.
– Все потому, что глазные мышцы работают неправильно, они не натренированы. И вместо того, чтобы тренировать мышцы, что делают люди? Идут к так называемому врачу, который надевает им на глаза кусочки стекла. Это значит наверняка, что человек никогда не будет иметь возможность тренировать глазные мышцы, чтобы они работали правильно. Этот врач поступает ужасно.
– Не все могут управлять своими глазными мышцами, – слабо сопротивлялся Римо.
– Верно, – согласился Чиун. – Особенно американцы. Эта страна – рассадник лентяев. Мы с тобой повидали много стран, но только здесь почти все носят очки. Разве это не доказывает, что тут все ленивы?
– Это не так, Чиун. Одна из причин в том, что в этой стране люди много смотрят телевизор.
Чиун открыл рот от удивления.
– Ты лжешь, – прошептал он.
– Нет, это правда. Если много смотреть телевизор, можно испортить зрение.
– О, – застонал Чиун, – о горе! Ты хочешь сказать, что от прекрасных фильмов мои глаза испортятся?
– Ну, твои, может, и нет. Но у многих – да.
– Какое коварство! Или ты говоришь так, чтобы меня расстроить? – Он вопросительно посмотрел на Римо.
Тот покачал годовой.
– Это правда, папочка.
Чиун на миг умолк, потом хитро улыбнулся и поднял вверх указательный палец с длинным ногтем.
– А-а, – сказав он, – но даже если ты и прав, подумай, как благотворно действуют эти теледрамы на душу и сердце.
Римо вздохнул.
– Это верно, папочка. Они прекрасны. Они делают жизнь богаче для слепых и зрячих. По мне, пусть лучше вся страна ослепнет, чем одна из этих прекрасных постановок сократится хотя бы на минуту.
– Для тебя еще не все потеряно, Римо, но не для него, – сказал Чиун, указывая на врача. – Он должен сказать этим людям, чтобы они тренировали глазные мышцы, а не надевали очки, которые не дают им возможности использовать глаза но назначению.
– Что тут случилось? – раздался женский голос со скандинавским акцентом. Из-за двери задней комнаты отдела оптики появилась молодая блондинка.
Чтобы успокоить ее, Римо купил темные очки от солнца, хотя и не любил носить их. Чиун был, конечно, прав. Тренированные мышцы глаза могли обеспечить нормальное зрение и без очков. Очки от солнца были своего рода костылями для тех, кто плохо видел.
Примерив несколько оправ, Чиун потребовал, чтобы ему подобрали очки с деревянными линзами, дабы не только улучшить зрение, но и уберечь глаза от случайных осколков стекла.
Римо выбрал самке темные очки, какие были, наложил их в карман и не надевал, пока не вошел в клинику Роблера, играя роль богача, скрывающего свое имя и внешность.