— С удовольствие помогу, — ответил Новиков, шмыгнув носом. — А чего говорить-то?
— Начни с того, что искал на даче Фадеева какой-то компромат, — сказал Новоселов умиротворенно. — Уточни какой. Назови заказчика, человек это или фирма, адресочек, телефончик, ну и так далее. Главное — начни, а там само спляшется.
— Э-э-э, — раздумывая, произнес Новиков. — Не могу.
— Почему, Андрей? — удивленно и с некоторолй даже обидой спросил Новоселов. — Всё шло так хорошо, осталась какая-то малость, и вдруг — на? тебе. Что случилось, Андрюха?
— Потому не могу, что ничего этого не было, — твердолобо ответил Новиков. — Извини, Василий Макарыч, но мне пора домой.
Встал, протянул Новоселову скованные руки — открывай, дескать, и тут Новоселов рявкнул:
— Давайте, мужики, разомнитесь. Но не до смерти, он мне еще нужен.
Глава 7. Косичка
Эти ребята драться умели. Один, размахивая руками и ногами, наседал спереди, второй сзади бил кулачищами по почкам и всё норовил провести подножку. Хорошо, что руки были скованы спереди, а не сзади, но плохо, что скованы, удары пальцами в уязвимые точки исключались.
Лавируя и уклоняясь, Новиков встал спиной к стене и очень удачно заехал левому пареньку ногой в пах. Тот взвыл, принялся кататься по полу, потом, поскуливая, затих. Второй парень стал осторожнее, переключился на защиту, предоставив Новикову свободу действий. Несколько обманных движений, и качок попался на тайваньский прием, который вырубил его насмерть.
Новиков повернулся к Новоселову. Тот, привстав, судорожно дергал ящик стола, всё больше его перекашивая. Новиков не спеша подошел, сказал миролюбиво: «Открой браслеты, Макарыч».
— Так я и лезу за ключом, — ответил Новоселов, через силу улыбнувшись.
Что-то он бледно выглядел.
Ящик поддался, и в ту же секунду Новиков скованными кулаками врезал ему по уху. Врезал от души. От удара Новоселов повалил кресло и, кувыркнувшись через него, замер в очень неудобной позе.
«Как бы шею не сломал», — подумал Новиков, подойдя к нему. Нет, жив, просто в нокауте.
Нашел в брюках ключ, разомкнул наручники. Ключ он в столе искал! Экий поросенок. В ящике, как и следовало ожидать, оказался бесшумный пистолет.
Новиков сплел всех троих этакой косичкой, из которой без чужой помощи выбраться невозможно, и, захлопнув дверь, спустился вниз.
— Что, Петрович? — сказал дежурный офицер. — Ошибка?
— Перестарались ребята, — ответил Новиков, поглаживая натертые запястья. — Я так и не понял, кто эти двое. Макарыч говорит, что с Лубянки, но он же известный шутник.
— Фиг их знает, — сказал офицер. — А в чем хоть дело-то?
— Обычная тренировка, — отозвался Новиков. — Чтоб я еще раз согласился…Кстати, Макарыч задержится, просил не беспокоить.
— Нам, татарам, всё равно, — офицер белозубо улыбнулся. — Лишь бы с ног валило.
— Во-во, — одобрил Новиков, дружески хлопнув его по плечу…
Заскочив домой, он засунул дипломат вместе с содержимым в кожаный саквояж, кинул туда же паспорт, удостоверение, смену белья, пару свежих рубашек, носки, зубную пасту, щетку, бритву, сказал родителям, что срочно едет в командировку, и ушел.
Из сквера по мобильнику позвонил Кислову, предложил встретиться у цирка.
Уже помаленьку наваливались сумерки, но с уличным освещением не торопились, и под деревьями, подступающими к зданию цирка, было темно. Тут и днем-то было сумрачно, до того густа и раскидиста была зелень.
В цирке шло представление московской труппы, слышна была музыка. На площади толклись какие-то люди. Мирный, зеленый, скучноватый город, на который почему-то окрысился Михаил Евграфович, назвав его Глуповым. Ну какой же он Глупов, когда в нем живут премудрые пензюки и непуганые ахуняне? Родным городом нужно гордиться, сказал себе Андрей, и на этом точка. Но почему-то в голову лезла частушка: «Едет поезд из Ростова в Орехово-Зуево, до свиданья город Пенза и Терновка…», ну и так далее.
Появился Кислов, Новиков подошел, увлек за собой в сторону вокзала.
— Уже собрался? — спросил Кислов.
— С Новоселовым поцапался, — ответил Новиков. — Теперь я, считай, в розыске.
— Некстати, — вздохнув, сказал Кислов. — Где тебя угораздило?
— Взяли в моем подъезде, а поцапался в управлении. Мне, старик, почему-то не нравится, когда меня бьют.