— Новоселов тебя бил? — удивился Кислов. — Тебе десяти Новоселовых мало.
— Не Новоселов, а два каратиста, — терпеливо объяснил Новиков. — И знаешь, старик, они вычислили, что я был на даче Фадеева.
— Может, камера зафиксировала?
— Во дворе точно нет. Если только внутри.
— Значит, внутри, — сказал Кислов. — Но ты, естественно, маскирнулся под ветошь, и они не смогли тебя опознать. Только предположения. Так?
— Похоже, — ответил Новиков. — Взяли меня, старичок, круто, аж браслеты нацепили. Вот в них-то и пришлось вырубать каратистов, а потом Новоселова. Нужно пошустрее убираться из города, пока не начался перехват.
— Ты их там, надеюсь, обезопасил? — раздумывая, сказал Кислов.
— Попросил не беспокоить. Сегодня на вахте Ганеев, лишний раз наверх не поднимется.
— Так, старик, нужна машина, — сказал Кислов. — Никаких паровозов. На МКАДе перестроишься, скажем, на Харьковское шоссе. В Москву на авто гонял?
— Случалось.
— Тогда разберешься…
Машиной, стареньким Опелем, поделился Владимир Антонович Захаров, тот самый Захаров, который в своё время был лидером бит-труппы «Светляки». Славная была группа, «Леди-Мадонну» исполняла лучше авторов, то есть Маккартни с подпевкой Леннона и Харрисона. Захаров был похож на Леннона, но под него не косил. С тех пор, как водится, постарел, и, вот беда-то, едва не ослеп, очки теперь носил с толстенными линзами — какой из него водитель. Машину, однако, содержал в исправности, а чтобы не заржавела, осторожненько гонял её по поляне позади гаражей.
За аренду с Кислова, с которым проживал на одной лестничной площадке и был на дружеской ноге, ничего не взял, предупредил только, что машина хоть и старая, но резвая, и не заметишь, как разгонится, а тормозишки, увы, поношенные, так что поаккуратнее.
Итак, в одиннадцать вечера, заправившись на окраине, Новиков покинул Пензу…
В три ночи Ганеев встал со своего топчанчика и поднялся на второй этаж. Новоселов никогда так долго не задерживался, что-то тут было не то.
Кабинет Новоселова был с тамбурочком, обе двери не заперты. Постучавшись, Ганеев вошел и от удивления глазами — морг, морг. Сплетенные в причудливый венок Новоселов и двое командированных спали на полу беспокойным сном, похрапывая, поскуливая и подтявкивая. И смех, и горе. Вот тебе и Андрюха. Ничего себе — обычная тренировка.
Пошлепав по щекам, Ганеев разбудил Новоселова.
Тот ругнулся, потом злобно прошипел:
— Где тебя черти носили? Немедленно объявляй операцию «Перехват»…
Основание для перехвата было одновременно внушительным и хилым, не выдерживающим никакой критики: нападение на офицеров ФСБ с нанесением членовредительства. Ганеев, которому далеко за полночь пришлось кроптеть над формулировкой рапорта, только хихикал — про себя, разумеется. Напасть на троих офицеров ФСБ будучи в наручниках — это, конечно, да, это нужно иметь особую наглость и совершенно пустую голову. Дураком надо быть. Что касается членовредительства, то косичка, в которую их сплел Андрюха, тем и знаменита, что когда пытаешься из неё выбраться, сам себя калечишь. Вот и всё членовредительство.
И всё же жаль Андрюху, подумал Ганеев после того, как мельница перехвата закрутилась. Хороший был офицер…
Маленький юркий Опель, легко обгоняющий длинные дальнобойные грузовики и осторожничающие на темной трассе иномарки и лишь однажды уступивший в скорости придавленному к дороге могучему Крайслеру, не привлек внимания ни одного поста ГАИ и к утру домчал до МКАД.
В Москву Андрей въехал со стороны Подольска, а далее о начинающему уже оживать Варшавскому шоссе доехал до Садового Кольца, по которому выбрался на Проспект Мира, поскольку на первых порах остановиться решил не в центре, а где-нибудь в укромном месте, конкретно — в гостинице «Турист» на Сельскохозяйственной улице. Здесь в дикой молодости он как-то прожил целую неделю и остался этим весьма доволен.
Глава 8. Удачи
Про операцию «Перехват» Игорь Кислов узнал утром из местных радионовостей. Про ренегата и перебежчика Андрея Новикова своим неподражаемым баритоном сообщил диктор Витька Оев. Для других, конечно, он был Виктор Альфредович Оя, известный сын маститого художника Альфреда Оя, но для Кислова он был Витькой или Витюхой Оевым, добрейшей души человеком, с которым выпито было столько, что и не счесть. Самое забавное заключалось в том, что Игорю он доводился крестным отцом, но помнил об этом факте смутно, поскольку во время крещения был под большой мухой. Впрочем, никто в церкви об этом не догадался, только батюшка поморщился, уловив запах. Однако же не попросил покинуть храм, взял на себя Витькин грех.