С усыплением пса Родькин попросил подождать до утра, когда он явится на смену, и санитар дядя Вася, которому всё было по фигу, кивнул с умным видом, но записи нигде не сделал.
Утром Родькина опередил пьяный еще со вчерашнего ветеринар Бугаец, в котором как призрак коммунизма бродил трудовой энтузиазм. Он вкатил псу такую дозу снотворного, что хватило бы и стаду слонов, после чего, надев длинный, до пят, фартук, прочитал родькинскую карандашную пометку.
Подумал про Родькина: «Вот дебил», — и взял специальную электропилу. Известно же, что у собак шерсть жесткая, препараторский нож берет плохо, а пилой кромсать в самый раз.
Пес еще был жив, когда Бугаец начал его вскрывать. Он вообще любил вскрывать и кромсать, особенно с похмелья, какая разница, в каком виде сжигать, так, по кусочкам, оно даже лучше. Когда он с ненормальными глазами убийцы разрезал лобную кость, что-то окровавленное, слабо тренькнув, упало на оцинкованный поддон.
Именно в этот момент а препараторскую зашел Родькин.
— Стоп, — сказал он. — Не шевелись.
Бугаец, весь в кровищи, застыл, азартно дыша.
Родькин пинцетом подцепил маленький красный комок, в котором проглядывалось что-то черное, омыл в струе воды.
— Хм, — сказал он, подойдя к окну, чтобы лучше разглядеть. — Кто бы мог подумать?
— Что там? — спросил Бугаец. — Чур, пополам.
— Всё бы тебе, Толик, потрошить, отчекрыживать, — пожурил Родькин, пряча черную фитюльку в пластиковый пакетик. — Ты как маньяк, без пилы уже не можешь.
— Цыц у меня, — огрызнулся Бугаец. — В инструкции четко сказано: особо крупные экземпляры расчленить на более мелкие детали. Вот я и членю.
«Фиг с тобой», — подумал Родькин и стер ластиком свою карандашную приписку в журнале, как вредную, могущую вызвать справедливое раздражение начальства, тем более что «вирус» — вот он, в кармане…
Пакетик с черной фитюлькой попал в спецлабораторию, где знатоки своего дела, эксперты высшего разряда, немедленно заявили: это, ребята, не что иное, как изготовленный по новейшим технологиям микрочип. Тот самый микрочип, который в недалеком будущем всем нам, дуракам, вмонтируют в череп, чтобы все мы стали радиоуправляемыми, как та собака, из чьей башки он изъят…
Ни о чем этом Новиков, находящийся на начальном этапе расследования, естественно не знал, а потому, хорошенечко отдохнув вечером перед телевизором с тремя баночками пива и жирной вяленой воблой, в четверг с утра взялся за работу.
На сей раз работа была не пыльная, с ручкой и листом чистой бумаги, на котором он попытался начертить логическую схему, но, увы, со схемой пока ничего не выходило, фактов было маловато.
Хлопнув себя по лбу, вынул из дипломата дударевскую голубую папку, однако и здесь ничего нового не было: известные по лопатинским черновикам фирмы, те же «Гермес», «Стандарт» и прочие в количестве пятнадцати штук, а напротив — суммы уворованных займов. Именно отсюда Лопатин черпал информацию для своих «Черных дыр». Чтобы никого не подставлять, дударевскую рукопись скорее всего сжег. Но где же всё-таки материал, который Лопатин набирал на компьютере? Где этот чертов файл?
Новиков позвонил Уханову. Тот отвечал свистящим шепотом, у них в Госдуме того и гляди должно было начаться заседание комитета, и рядом сидело много лишних ушей.
— У него в гостинице был компьютер? — спросил Новиков.
— Нет.
— На работе?
— Был, — ответил Уханов. — Но исчез. Как делишки?
— Пока не густо.
— Вечером после восьми навещу, — сказал Уханов. — Кстати, позвоните Кузнецову. Вот его служебный телефон…
Продиктовал телефон и тут же отключился, не дав Новикову возразить. Ведь осталась еще пара клиентов, которые освободятся после работы — один на Пражской, другой в Филях. Попробуй успей до восьми.
Новиков набрал номер, продиктованный Ухановым, попал на даму-секретаря, попросил соединить с Кузнецовым, но тот уже взял трубку, пророкотал: «Слушаю».
— Следователь Сергеев, — сказал Новиков.
— Куда пропали, следователь Сергеев? — с напором перебил его Кузнецов. — Через полчаса встречаемся у входа в ГУМ на Красной Площади. Форма парадная.