Широкоплечий начал вставать. Хорошая у парня тренировка, поди усиленно пресс качает. И дыхалка отменная. Жалко такого молодца бить, но если не бить, то он может сработать на опережение. Вот уже и ножки напружинил, и правую руку слегка согнул, готовясь прыгнуть, нанести разящий удар.
На этот раз Новиков, не мудрствуя лукаво, саданул ему пяткой в челюсть. Широкоплечий посмотрел на него удивленно, мол: что это такое, что еще тут за чучело гороховое? — потом глазки его закатились, и он рухнул на спину.
От досады малохольный хватил кулаком по полу.
— Веди на кухню-то, — миролюбиво сказал ему Новиков.
Малохольный, кряхтя и скрипя суставами, встал, направился в коридор, где уже находилась покинувшая спальню женщина.
— Вы жена Николая Карповича? — спросил её Новиков.
Она не ответила, только, пугая, пялилась своими синяками. «Кукла, — подумал вдруг Новиков. — Зомби».
Как заведенная пошла за ними на кухню, где, страшное дело, в уже подсохшей луже крови лежал Моллюсков.
Лежал он ногами к дверям, падая, должен был удариться головой о кухонный стол. Да, точно, сбоку на столе что-то неприятное, коричневое, из которого торчат волосы. Лужа пол головой и под плечами, из ушей вниз тянутся извилистые дорожки крови. Глаза полуоткрыты, на иссяня бледном лице страдальческая маска.
Следов насилия вроде бы и нет.
— Может, сам упал? — с сомнением предположил Новиков, не подходя к трупу, что-то желания не было.
— Стол практически не сдвинут, — сказал малохольный, проходя вперед и едва не наступив на распростертое тело. — То есть, никто Моллюскова не пихал. Видишь, и шлепки на ногах, а то бы непременно соскочили.
Он расхаживал по кухне, как по собственной, нагибался над трупом, трогал малоаппетитные вещи, нюхал пальцы, сволочь, отчего в желудке начинались спазмы, и говорил:
— Оступился? Да нет, так-то оно убиться трудно, оступившись. Хотя тоже как загреметь. А это у нас что?…
Из гостиной нетвердый в ногах, но с горящими глазами и пятикилограммовой гантелей на отлёте вышел широкоплечий.
— Да что ж ты никак не успокоишься? — сказал Новиков, идя навстречу, для чего пришлось обогнуть безумную Моллюскову.
Широкоплечий обрушил снаряд на обидчика, промахнулся и взвыл, угодив самому себе по колену, а это хуже нет. Выронил гантелину на пальцы несчастной своей ноги и, мыча, как бык, принялся кататься по полу.
— Я его и пальцем не тронул, — сказал Новиков выскочившему из кухни малохольному.
Тот выразительно посмотрел на него: что ты, мол, тут мне врешь? — присел перед товарищем и начал заботливо спрашивать: «Где больно? Скорую вызвать? Не молчи. Где больно?»
Новиков помог перетащить раненого на тахту, вызвал скорую, потому что знал: колено — дело серьезное, — и направился было к выходу, но, вспомнив, вернулся. Нашел в протоколе, составляемом малохольным, строчки о себе, аккуратно оторвал их, сунул в карман и был таков.
На улице уже, раскрыв зонт и обходя глубокие лужи, спросил себя: чем чревато? И сам же себе ответил, что ничего хорошего, что двое этих ментов, униженных им и оскорбленных в лучших своих чувствах, так просто это дело не оставят. Вне всякого сомнения, фиктивная его должность и фамилия глубоко врезалась в их возмущенную память. Малохольный, естественно, запомнил его звание, а может быть, чем черт не шутит, и номер удостоверения. Бывают такие вундеркинды, которые запоминают всё, что надо и не надо. В крутых боевиках подобных свидетелей немедленно ликвидируют, чтобы не цвели и не пахли, но у нас же не дикий Запад, у нас же процветают гуманизм и благородство, да и вера не позволяет распоряжаться чужой жизнью. Вот именно это последнее, подспудное, затаённое, переданное давно забытыми предками, останавливает перед пропастью, спасает от смертного греха, который придавит почище любого кладбищенского камня.
Следует добавить, что в силу специфики своей службы Новиков в церковь не ходил, однако ярым безбожником, как тот же Загрицын, не был. Но вот ведь что странно: Загрицын, который раньше глумился над попами, теперь стал потише, называл их теперь батюшками и уже не смотрел на верующих с прищуром, как на врагов. Всё это, однако, было веянием времени, поскольку Путин мог запросто отстоять службу и грамотно крестился, то есть немодно было нынче с прищуром-то, а вот сказал бы тот же Владимир Владимирович «фас» и не только прищур, волчий оскал бы появился. Поговаривали, что нынешнее послабление церкви явление временное, вскоре опять начнутся гонения.
Поэтому, веруя в Спасителя, Новиков о своей вере помалкивал, был как бы в нейтральной позиции.
Глава 27. Пятница. Подвид упыря