С какого-то момента, а именно после слов певца о том, что мы у чертей под колпаком, Новиков начал действовать автоматически. Хотелось бы, конечно, остаться с колоритным великаном, попить водочки, послушать театральные байки, но сразу вспомнился несчастный Моллюсков, и долг погнал в Чертаново.
Теперь тот же долг поторапливал обратно в Лялин переулок, а может, вовсе это и не долг был, может это была совесть, ответственность за тех, на кого непроизвольно наводил таинственных убийц.
Во дворе перед домом певца было тихо, ни души. Дождь уже перестал, лишь с листьев, набухнув, срывались полновесные капли и плюхались в лужи. В центре Москвы среди скопища каменных домов воздух был свеж, как в лесу.
Поднявшись на третий этаж, Новиков обнаружил, что дверь в квартиру Рубинова приоткрыта и понял, что опоздал. Хотел было уйти, чтобы не расстраиваться, но что-то толкнуло войти. Он сделал это тихо-тихо, вынув из потайной кобуры бесшумный пистолет.
Из гостевой донесся хрип, Новиков устремился туда, увидел распростертого на полу, головой к зеркалу, великана и нависшего над ним типа в черной мантии. Именно нависшего, потому что поза была совершенно неестественная, с выгнутым, как у собаки, хребтом. Так же, горбатясь, прежде чем вонзить клюв, нависает над падалью стервятник.
Дернув шеей, как стервятник, тип повернул голову. Новиков увидел гнусную серую рожу (потом уже он понял, что это была маска) с узенькими желтыми глазками, носом-пипкой с двумя черными дырками и хищно оскаленной пастью, из которой обильно торчали заостренные зубы.
Тотчас навалилась слабость, на руках и ногах повисли пудовые гири, заломило в висках и затылке. Новиков выстрелил. Метил в харю, а попал чудищу в горб, оттуда полетели клочья мантии.
Своротив зеркало вместе с тумбочкой, чудище неприятным комом застыло возле стены.
Новиков выстрелил еще пару раз и вновь не попал в голову — что-то произошло с глазами, всё плыло, покрывалось черным туманом, потом вроде пошло на восстановление, и он начал жалеть, что стрелял. Этого гада следовало бы сдать живым Кузнецову, чтобы знающие люди определили, что же это за неизвестный науке подвид упыря.
Урод лежал неподвижно, и Новиков присел перед похрипывающим, слабо двигающим конечностями певцом. Слава Богу, жив. Разумеется, перемазался в собственной крови, которая обильно текла носом. Кровь под глазами, в ушах, но мало, процесс завершился, едва начавшись. Что же этот упырь делал? Где-то похоже на спровоцированный инсульт.
Боковым зрением он увидел, что чудище пошевелилось, потом в сторону Новикова стремительно полетело черное облако, оказавшееся мантией, и пока он от этой шелковой мантии освобождался, а заняло это секунды две, три, урода и след простыл.
«Эх, дурак, дурак», — подумал Новиков, теперь уже, задним числом, жалея, что не убил монстра.
Это чучело впредь будет вдвое осторожнее, поди поймай, а жертв от этого не убавится. Кто его знает, в кого оно преображается на улице, не сидит же в подвале или на чердаке. Трансформер чертов, ниндзя недорезанный.
Дешево отделался, сказал он себе, всё еще чувствуя слабость, боль в затылке и неприятную резь в глазах. Этот урод умеет гипнотизировать, как удав лягушку. Хорошо, пистолет был с собой, врукопашную такого не одолеешь. Его, гада, и пуля-то не берет, вон как шустро слинял после трех ранений, от которых обычный человек пластом бы валялся.
Нет, пули свою цель нашли, там, где лежал упырь, имелось смазанное пятно крови.
Новиков позвонил Кузнецову, чтобы тот прислал специалиста взять соскоб крови. «Соскоб, говоришь? — сказал Кузнецов. — Сам наскреби сколько сможешь и дуй сюда. Есть разговор».
Всё правильно, кто же будет по всякой ерунде гонять криминалиста.
Тем временем Рубинов перестал хрипеть, открыл мутные невидящие глаза и шепотом ругнулся.
Новиков мокрой тряпкой вытер ему лицо, помог перебраться на антикварный диван, а сам занялся соскобом. Какое там, всё уже впиталось в обшарканный паркет, впору хоть плитки выковыривай. Да нет, ерунда всё это.
— Что это было? — спросил с дивана Рубинов. Голос у него был слабый, повиновался плохо и дрожал. Чувствуется, переволновался мужик.
— Как вы себя ощущаете? — осведомился Новиков, подходя. — Голова как? Печень?
— Как поросячий хвостик, — ответил великан. — Всё дрожит.
— Вот вы спрашиваете, что это было? — придвигая к дивану тяжеленный стул и садясь на него, сказал Новиков. — Давайте восстанавливать вместе и по порядку. Лады?
— Валяйте, — разрешил певец уже более окрепшим голосом.
— Итак, в дверь позвонили, и вы открыли.
— Разумеется, думал — ты образумился. Пузырь еще непочатый, да три тыщи пропить надобно.