Было около часа ночи. Хозяин машины начал приходить в себя, приложил ладонь к ушибленной шее, что-то прошипел.
— Прости, друг, не хотел, — сказал Новиков. — Где мы?
— Проехали Хохловскую площадь, — ответил хозяин, который был ничуть не меньше, если не больше Новикова.
— А дальше что? — спросил Новикову, которому это название ни о чем не говорило.
— Чистые Пруды, — процедил хозяин, усаживаясь поудобнее. — Ты что — залётный?
«Э=э, брат», — подумал Новиков, который хотел поступить по-честному, то есть вернуть машину. Ну, может, в случае погони это было бы не совсем по-честному, так как за Тойотой, из которой он, поменявшись с хозяином местами, намеревался незаметно выскочить, всё равно бы продолжали гнаться и непременно бы догнали, но это уже заняло бы достаточно времени. Достаточно, чтобы на попутке за хорошую мзду убыть куда-нибудь в Подмосковье.
Так вот, услышав словечко «залетный», Новиков подумал: «Э-э, брат. Да ты тут такой же хозяин, как и я». И спросил миролюбиво:
— Иномарки тырим?
— А ты? — вопросом на вопрос ответил «хозяин».
— Я по необходимости.
— И я по необходимости, — вызывающе сказал «хозяин».
Чувствуется, пришел в себя и пытается понять, каким образом этот лом вырубил его — лома поувесистее и наверняка пограмотнее в разборках.
— Навар хороший? — как бы не замечая грубого тона, полюбопытствовал Новиков.
Они мчались вдоль Чистопрудного Бульвара с его прудом, от которого ощутимо повеяло прохладой, рестораном «Белый лебедь», густыми деревьями и молодняком на скамейках и газонах. Здесь даже ночью не было пусто.
— Будто сам не знаешь, — фыркнул «хозяин».
Вот и метро.
— Сколько тебе лет, братан? — спросил Новиков, тормозя на красный свет у перекрестка.
— Тридцать, — с вызовом ответил братан. — И что?
Похоже, он что-то надумал, мешала машина слева, в которой сидел какой-то хмырь, откровенно изучающий их Тойоту.
— Так куда мы? — уточнил братан.
— Направо.
— Зеленый, — проорал «хозяин», уже явно командуя. Не терпелось ему.
Будто невзначай опустил руку, почесал лодыжку. Сейчас вынет нож.
До отказа выжав педаль газа, Новиков заложил крутой вираж вправо, братана вжало в дверь, но едва на прямом участке отпустило, он попытался ударить. Нож у него был узкий, длинный, который входит в тело как в масло.
Новиков вновь взял вправо, в Гусятников переулок, и одновременно двинул локтем в зубы озверевшему братку. Тот на автопилоте, на ненависти ткнул ножом, попал Новикову не в печень, как хотел, а в ляжку.
Андрей на миг потерял контроль над машиной, однако этого оказалось достаточно, чтобы Тойота, подпрыгнув на бордюре, с разгона правой фарой врезалась в стену, в совершенно неожиданный здесь выступ с вывеской «Турагентство. Авиа и ж/д кассы». Браток виском хряснулся о стойку и обмяк, уронив голову на грудь.
Новиков не пострадал, руки выдержали жесточайший удар, но вместо облегчения от того, что всё кончилось благополучно, вдруг наступило полнейшее равнодушие. Он теперь действовал, как автомат, слыша лишь звон в ушах, да какие-то, как сквозь вату, невнятные звуки.
Пересадив безвольное тело на место водителя, Новиков забрал нож и дипломат, сунул в карман братку удостоверение майора Сергеева.
Ухромал метров на двадцать в глубь переулка, вынул свой бесшумный пистолет и выстрелил в бензобак.
Повернулся, пошел себе, припадая на правую ногу. Сзади не страшно, приглушенно громыхнуло, потом забилось, загудело пламя, но тоже как-то несерьезно, показушно, будто в глупом американском боевике, а вот когда раздался чей-то визг, его вдруг начало трясти. Наконец-то проняло, вывело из наркотического транса, вернуло с небес на землю.
К счастью, он уже завернул за угол в переулок Огородной Слободы, и его никто не видел.
Глава 33. Собаке собачья смерть
В прессе об убийстве Логуса и Шагалина не появилось ни слова, зато об автокатастрофе в Гусятниковом переулке написали три или четыре газетенки, и в каждой была своя версия случившегося. Правда, вывод везде был один — нечего гонять, как помешанному, по мегаполису. Мол, совсем распоясались крутые, всё им нипочем, бросают машины где попало, объезжай их, носятся со страшным превышением, забыв, что их бронированные драндулеты вовсе не СУ-24, короче, живут, как в лесу.
Но на Большой Лубянке в этот понедельник был траур. Неведомый публике, горестный, вопиющий о мщении траур.
К начальнику отдела майору Кузнецову, не испросив разрешения, заявился старлей Норкин из особого отдела, подчиненный Логуса, и этак нудно, скрупулезно начал учинять допрос в завуалированном виде: «А не могли бы вы сказать, Юрий Николаевич, что за человек приходил к вам на работу в пятницу вечером? При нём был портфель». Или: «А не знакомы ли вы, Юрий Николаевич, с неким сотрудником, который любит представляться следователем Сергеевым и имеет удостоверение на данную фамилию?» Или: «Что вас, Юрий Николаевич, связывает с депутатом Ухановым?» Ну и так далее. Короче, Кузнецов выгнал старлея Норкина из своего кабинета, после чего позвонил начальнику особого отдела подполковнику Сапрыкину с жалобой на его подчиненного.