Амаль увлекла меня на второй этаж. Кое-как мы вскарабкались наверх, отчего сердце зашлось в бешеном биении, будто я никогда прежде не напрягал свое тело чем-то тяжелее ложки. Я смутно помнил дом Тира в Белоярове, но в памяти сохранился уют, который наполнял каждый уголок. Все здесь казалось каким-то… домашним, в отличие от величественной помпезности имения в Адраме. Амаль проводила меня в небольшую гостиную, где приветливо горел камин. За окнами еще теплился убывающий солнечный свет, мороз выводил на стеклах узоры, но в комнате разливалось тепло от огня. Белый диван с вышивкой на обивке так и манил рухнуть на него трупом и никогда больше не подниматься.
Проследив за моим взглядом, Амаль аккуратно усадила меня на злополучный диван, покорно стащила с ослабевших ног сапоги и подоткнула под головой подушку. Вина обрушилась на плечи новым грузом. Я охотился на нее, но сейчас она возилась со мной, как с немощным.
– Прости, все комнаты заняты – в доме разместилось слишком много людей. Единственное свободное место здесь, – пробормотала Амаль, суетливо поправляя мою скромную одежку. Нежные пальцы легли на распахнутый ворот, но вдруг отдернулись, как от огня.
Я недоуменно поднял брови в безмолвном вопросе, и Амаль поспешила ответить, хоть и выглядела донельзя смущенной:
– Когда ты страдал без дурмана, то снял с себя рубаху. Я до сих пор не могу выбросить из головы твои шрамы. Первая стража… эти ибнары… они не оставили на тебе живого места!
– Все раны зажили, Гилие. Не беспокойся, мне не больно, – поспешно заверил ее я и даже расслабленно погладил по волосам. Амаль вновь котенком потерлась о мою руку, но серьезность не растеряла.
– Тебе было больно. Я не прощу тех страданий, которые ты перенес. Кровь за кровь, смерть за смерть – древняя традиция Нарама. Бесов господин Арив вскоре сгорит в преисподней, я об этом позабочусь.
– Я… я того не стою, Амаль. Не трать силы, не рискуй почем зря. Только не ради меня. Я не заслуживаю такой твоей любви, – взмолился я, бездумно схватив ее за руку. – Первая стража очень опасна. Ты и без того накликала на себя гнев цесаревича, раз он стремится так изощренно тебя убить. Теперь еще и покрываешь беглого преступника. Как к этому отнесется твой жених? Тир не станет рисковать ради меня.
– Тут уж я сама решу, кто заслуживает моей любви, а кто – нет, – огрызнулась Амаль, но скорее для виду, чем для страху. – Тир, хоть и зол на тебя за Лиру, полностью на моей стороне. Он стремился помочь тебе, и не выгонит, испугавшись цесаревича. Да и мне не придется самой жечь имение вашего мучителя. Есть у нас на примете одна красавица, которая с удовольствием сделает это за меня, еще и с аппетитом откусит голову мучителю Ариву.
Я оторопел, и, кажется, Амаль все поняла по моему вытянувшемуся лицу.
– Слыхал когда-нибудь про Аждарху?
– Царя змей? – выдохнул я, припомнив детские сказки.
– Скорее, царицу, – ухмыльнулась Амаль. – Аждарху заточили в озере, посреди того самого леса, где мы с тобой встретились.
– Нава… – На ум тут же пришла последняя встреча с ведьмой из сгоревшей деревеньки. – Она кричала о чудовище, которое обитает в лесу. Это… Аждарха?
– Нава сбежала из общины, которая два столетия поклонялась Аждархе. Они приютили ее, когда та сожгла свою деревню, но она испугалась чудовища и сбежала. Девка умудрилась далеко уйти и даже выдать нашу тайну. Спасибо Творцу, что наткнулась на тебя.
– Чудовище… Аждарха… это дракон?
– Да, огромный трехглавый дракон, – с готовностью ответила Амаль. Я вытаращился на нее в изумлении. – Я все тебе расскажу чуть позже. Уж прости, что не предлагаю спрятать тебя подальше. Думаю, ты жаждешь отомстить за мучения и не согласишься отсиживаться.
Я покорно целовал сапоги цесаревичу, убивал по его приказу. Моя месть не заставит себя ждать.
– Я ни за что не стану отсиживаться в стороне, но прежде хочу знать, во что ты ввязалась. Во что вы все ввязались. Вижу, что цесаревич сдержал данное мне слово и не бросил тебя в темницу, но вознамерился убить. Еще и моими руками, зная, как сильно я тебя…
Я осекся, но заметил, как Амаль затаила дыхание в ожидании моих дальнейших слов. Я должен был сказать их, потому что однажды малодушно ушел и смирился с тем, что мы больше не свидимся. Больше я не отступлю и не отдам Амаль Тиру, если она сама того не захочет.