Она покачала головой.
– Я пока не думала над этим. Есть же палач…
– Вы хоть раз убивали кого-нибудь? – спросил он, не дав ей закончить.
– Мне не часто предоставляется случай.
Он кивнул, потом показал на тело усопшего.
– Я только хочу сказать: это ваше горе, и не мне указывать вам, как с ним справляться. Теперь ваш отец у Ананшаэля, и Ананшаэль не отдаст его обратно. И тем не менее, когда наступит время, возможно, вам станет легче, если вы расправитесь с ублюдком собственноручно.
Он смотрел ей в глаза еще несколько мгновений, словно удостоверяясь, что она поняла его, затем повернулся на каблуках и вышел.
Лишь теперь, когда она наконец осталась одна, Адер позволила себе повернуться к носилкам с телом отца. Сестры Ананшаэля вычистили, высушили и одели его, а также набили в рот и нос душистые травы, чтобы отогнать запах тления. «Даже благословение Интарры не может спасти от Владыки Костей», – подумала Адер. Император Санлитун уй-Малкениан, одетый в свои лучшие церемониальные одежды, лежал, сложив на груди руки с переплетенными пальцами. Несмотря на бледность, он был почти похож на того отца, которого она помнила. Если он кричал или сопротивлялся в свои последние мгновения, то Сестрам удалось разгладить черты его лица: сейчас, после смерти, оно было таким же суровым и мужественным, каким было при жизни.
Но вот глаза… его пылающие глаза были теперь закрыты. «Я никогда не видела его спящим», – вдруг осознала Адер. Нет, наверняка это случалось когда-то, может быть, когда она была маленькой девочкой, но если так, то воспоминания об этом давно стерлись. Какой бы образ отца она ни извлекала из памяти – везде у него был этот пылающий взгляд. Без него он казался каким-то слишком маленьким и тихим.
Она взяла его руку, и слезы заструились у нее по щекам. Когда неделю назад зачитывали его завещание, она надеялась услышать слова, предназначенные ей – может быть, прощальное выражение любви или утешения. Но с другой стороны, Санлитуну никогда не была свойственна несдержанность. Единственным, что он ей завещал, была «История Атмани» Йентена – «для лучшего понимания истории нашего государства». Это была хорошая книга, тем не менее всего лишь книга. Настоящим его даром было назначение Адер главой министерства финансов, его вера в то, что она подходит для этой работы.
– Благодарю тебя, отец, – прошептала она. – Ты будешь гордиться мной. Если Валин и Каден сумели принять свою судьбу, смогу и я.
Затем, чувствуя, как в груди поднимается гнев, она вытащила кинжал из ножен, лежавших рядом с его телом:
– И когда настанет время казни Уиниана, я и вправду сама возьмусь за нож!
8
– Я думаю, что Тан хочет меня убить, – пожаловался Каден.
Опустив связку черепицы, которую он только что втащил на крышу спального корпуса, он выпрямился и вытер пот со лба. Внизу, на земле, Фирум Прумм пыхтел, подтаскивая к месту следующую связку и прилаживая ее к веревке. Спина и руки Кадена стонали от длительного труда, но в сравнении с тяготами обучения у Рампури Тана перекрывание крыши, поврежденной зимними льдами, казалось праздником. Здесь он, по крайней мере, имел возможность время от времени распрямиться и размять задеревеневшие мускулы без риска получить порку.
– Кончай причитать! – фыркнул Акйил, присаживаясь на корточки, чтобы поудобнее ухватиться за связку, и с кряхтением взваливая ее себе на плечо. Каден понятия не имел, как его другу удается работать, когда у него перед глазами постоянно болтается копна черных кудрей. По традиции ему следовало бы обрить свой скальп, как поступали другие монахи, но традиция не являлась правилом, а Акйил был чрезвычайно искусен в балансировании на тонкой грани между тем и другим. – Первый месяц с новым умиалом всегда хуже всего. Помнишь, как Роберт заставил меня таскать камни для нового козьего загона с вершины Вороньего Круга?
При воспоминании об этом он застонал.
– Мне не кажется, что это такая уж тяжелая работа, – возразил Патер, когда Акйил сгрузил связку черепицы к его ногам. Мальчишка сидел, взгромоздясь на конек крыши, словно маленькая горгулья на фоне суровых заснеженных пиков. Ему едва исполнилось восемь лет, он все еще ходил в учениках и ему не довелось пока познакомиться с по-настоящему жестоким умиалом.
– Еще бы тебе казалось! – Акйил наставил на мальчишку указующий перст. – Мы-то здесь надрываемся, таскаем тяжести, а тебе только и дела, что сидеть наверху!
– Я их укладываю! – запротестовал Патер, обиженно расширив карие глаза и показывая ему в качестве демонстрации плитку черепицы, которую держал в руках.