– Пошли, – сказал он, обнимая Валина за плечи, чтобы увести его подальше от толкучки. – Наш столик вон там, в углу.
– Фейн привез вести о моем отце.
– Ты отлично умеешь видеть очевидное, – похвалил Лейт. – Так же, как и восемь дюжин остальных, находящихся здесь. Брось! Фейн летел всю ночь и больше половины дня; едва ли ему хочется сейчас говорить с тобой.
– Мне нет дела до того, что ему хочется… – начал Валин, но в этот момент он заметил Лин, делавшую ему знаки с дальнего конца столовой. Она сидела за тем самым столиком, на который показал Лейт, вместе с несколькими другими кадетами.
– Пошли, – снова повторил Лейт не без сочувствия в голосе. – Мы сидим здесь уже больше часа. Мы тебе все расскажем.
Они протиснулись к низкой скамье, где уже сидело четверо – Ха Лин, Гент, Талал и тихий парень по имени Феррон, у которого, по общему мнению, не было шансов пройти Пробу. Непредвиденное прибытие Фейна встряхнуло Валина, и он нетерпеливо присоединился к общему разговору.
– Ну что? – спросил он, оглядывая лица собравшихся в поисках какого-либо намека.
– Жрец, – коротко отозвался Гент. – Какой-то Кентом занюханный жрец, которому понадобилось немного больше власти.
– Уиниан Четвертый, – добавил Лейт, освобождая для Валина место на скамье. – Сомневаюсь, что в будущем кто-нибудь из жрецов, если в будущем вообще будут жрецы, захочет взять себе имя Уиниана Пятого.
– Жрец? Чей жрец? – спросил Валин.
Он покачал головой, не веря услышанному. Ладно, если бы отец погиб в битве или пал от руки подосланного иноземного убийцы… но чтобы Санлитуна убил какой-то жирный прелат?
– Интарры, – ответил Лейт.
Валин кивнул. «Даже не один из Присягнувших Черепу…»
– Как это произошло?
– Старый добрый способ, – отозвался Гент и добавил, сопровождая слова жестом: – Нож в спину, и готово дело.
– Гент, – тихо одернул его Талал, кивая в сторону Валина.
– Что? – возмущенно вопросил тот. Потом до него дошло. – Ох, прости, Вал! Я как обычно: вежливости во мне не больше чем в бычьем члене.
– Значительно меньше, – заметил Лейт, сочувственно хлопая Валина по плечу. – Короче, суть в том, что все это выглядит довольно примитивно: бьющая через край гордыня, жажда власти… Обычные будни нашего омерзительного мирка.
Валин обменялся с Лин быстрыми взглядами. Один неудовлетворенный чем-то жрец с ножом в руке не очень-то походил на великий заговор; но с другой стороны, культ Интарры – одно из крупнейших религиозных течений в империи. Если Уиниан представляет собой лишь часть чего-то более крупного, кто знает, куда это может привести?
– Как ему удалось к нему подобраться? – спросил Валин. – Моего отца всегда окружали полдюжины эдолийских гвардейцев, стоило ему показаться из своих личных покоев.
– Видно, он плохо подобрал эти полдюжины, – развел руками Лейт.
– Ошибки иногда случаются, – кивнула Лин. – Мы слышали что-то о том, что твой отец, возможно, сам приказал гвардейцам оставить его.
Валин пытался как-то увязать это предположение с тем, что помнил из своего детства, но идея о том, что его отец мог сам отказаться от охраны, казалась абсолютной бессмыслицей.
– Командование до сих пор стоит на ушах, – заметил Талал, рассеянно теребя один из железных браслетов на своей руке. – С тех пор как пришло известие об убийстве, крылья только и делают, что летают туда-сюда, днем и ночью. Возможно, кто-то из командиров считает, что за этим стоит что-то большее.
Это высказывание было вполне в манере лича: взвешенное, продуманное, осмотрительное. Личи с раннего возраста обучались держать свои тайны при себе; те, кто плохо учился, вскоре оказывались болтающимися на конце веревки. Талал не был исключением – он относился к миру с гораздо большей осторожностью, чем Лейт или Гент.
– Что может быть больше? – спросил Гент, пожав плечами. – Уиниан предстанет перед судом, а потом его казнят.