Неужели это когда-нибудь кончится, в отчаянии думал я, глядя на проплывающие внизу смутные тени косокрылов. Сейчас, кажется, меня устроил бы любой конец. Мгновенная смерть представлялась желанным избавлением от бесконечной муки.
Время от времени Головастик напоминал, чтобы мы повнимательнее присматривались к лианам. Среди них есть и такие, которые выделяют чрезвычайно липкий сок. Самые опасные хищники антиподных лесов — шестирукие — нередко используют их как ловчие сети. И действительно — несколько раз я замечал, что обычная с виду лиана облеплена всякой дохлой и полудохлой живностью, нередко довольно крупной.
Уже в сумерках, когда каждый неосторожный шаг мог обернуться суицидальным актом, Головастик подал команду остановиться.
— Выбирайте себе место поудобнее, — сказал он, усевшись верхом на толстой ветви, спиной к древесному стволу. — Только обязательно привяжитесь. Шатун, отрежь каждому по куску лианы. Вот только боюсь, долго спать не придется. После полуночи может выпасть жгучая роса? Сейчас, правда, она уже не такая обильная, как в середине Мочила. Хоть и не вредно, но неприятно.
Хорошо хоть, спать придется не на пустой желудок. На всем нашем пути не ощущалось недостатка в дарах природы, тем более, что дикорастущие фрукты на Вершени превосходили культурные как размерами, так и вкусом.
Обильная еда несколько приободрила меня, свежий ветер прочистил головушку, а с потом вышли остатки той гадости, которой я так неосмотрительно накачался накануне. Несмотря на усталость, чувствовал себя я довольно прилично.
— Служивые, верно, обыскались нас, — сказал Головастик.
— Должно быть, совсем с ног сбились, — согласился Яган. — Полусотенному за наш побег большие неприятности грозят. Тут хочешь — не хочешь, а каждый куст обшаришь.
— А не догадаются они, что мы здесь? — спросил я.
— Догадаться, может, и догадаются, да спуститься не посмеют. Особенно ночью. Попробуй отыщи нас в такой чащобе.
— Ну, а если, предположим, они нас наверху будут ждать? Выставят по всему ветвяку оцепление дней на десять.
— Значит, нам придется здесь одиннадцать дней просидеть.
— Откуда же мы про это будем знать?
— А это уж как повезет, — зевнул Головастик. — Кто кого перетерпит. Но чем позже мы отсюда уйдем, тем лучше.
— Слушайте, — я оглянулся по сторонам. — Да ведь здесь жить можно. Проложить подвесные дороги. Вместо хижин пещеры в дереве вырубить. Еды хватает. Растения тут куда урожайнее, чем наверху. Многих я раньше даже не встречал. Роса, правда, хлопот прибавляет, но и это не страшно. Может, вы шестируких боитесь?
— Еще чего! — фыркнул Яган. — Шестируких! Если понадобится, мы их быстро изведем. Просто ни к чему это. На Вершени Свободного места вдоволь. Сколько ветвяков пустует. Война ведь идет. Людей и так не хватает.
— Когда вы с нами воюете, это понятно, — вступил в разговор Шатун. — Мы Настоящий Язык не знаем. Письмена не чтим, живем, как привыкли, а не так, как вам хочется. А между собой вы чего не поделили? Один день с нами бьетесь, другой — с соседями.
— Если ты Письмена не чтишь, то и не поймешь ничего. Как я тебе это объясню, дикарю?
— Зато на Вершени их все народы чтят. А как сойдетесь где-нибудь на порубежном ветвяке, то в Прорву, как из дырявого мешка, сыплетесь.
— В Письменах каждое слово значение имеет. Великое значение! Ничего мудрее их нет на свете. У нас Письмена настоящие. А у других ненастоящие. Хотя, бывает, одинаковые слова и попадаются. Но толкуют их Отступники совсем иначе.
— Ну и что из того?
— Что из того? — Яган готов был взорваться. — Это, по-твоему, что такое? — он протянул вперед руку.
— Рука.
— А я скажу, что не рука это, а нога. Прав я буду или нет?
— Да говори, что хочешь. Народ из-за этого зачем губить?
— Один раз можно стерпеть! Ну два! Но не двести двадцать два.
Если они наши Письмена настоящими не признают, выходит, мы лжецы?
— А вы возьмите да признайте их Письмена. Вот и помиритесь.
— Подделку признать! — чуть не взвыл Яган. — Мой дед за это жизнь положил, отец калекой стал, а я признаю! Как только язык у тебя поворачивается такое говорить! Пожалеешь ты когда-нибудь о своих словах, ох, пожалеешь!