— Говори, не бойся, — Мигель неверно истолковал молчание собеседника. — У меня линия защищена. Комар носу не подточит!
Диего представил себе эту защищенную линию. Пехотное каре, дымятся фитили мушкетов, солнце играет на стали обнаженных шпаг. Все ближе лава атакующей кавалерии: всадники привстали на стременах, сабли вознесены над головами, над гребнями касок…
— Переулок Превознесения.
— «Три бочонка»?
— Да. Второй этаж, угловая комната.
— Знаю эту дыру. — Мигель вновь зашелся кашлем. Опасным контрапунктом в кашель вплетались звуки выстрелов, приглушенные расстоянием. — Клянусь гульфиком святого Эраста, тут становится жарковато! Дыму — как на Дровяном бастионе! Помнишь, а? Я нагряну через полчаса. Она с тобой?
— Нет. Ее нужно забрать из Сан-Федрате.
— Успеем.
— Точно?
— Говорю ж, у меня, как в борделе! Жди, скоро буду.
Задушенно пискнул зуммер отбоя. На уникоме — подарке Энкарны — вспыхнул и погас алый огонек. Видеорежим Диего включал, лишь связываясь с Энкарной. Все остальные довольствовались голосом маэстро: низким, хрипловатым, с медлительными интонациями солдата. К инопланетным игрушкам Диего Пераль относился с плохо скрываемым отвращением, стараясь не пользоваться ими без особой надобности.
Вот она, на пороге — особая.
Он извлек из кармана серебряный хронометр на цепочке, щелкнул крышкой. Четверть одиннадцатого утра. Прав Мигель — времени хватает. Вспомнилось, как при встрече Ибарра не удержался, беззлобно подтрунивая над старомодностью друга: «Продай ты свой антиквариат! Закажи у ларгов браслет-татуировку: и дешевле, и не украдут! За твоей-то штуковиной глаз да глаз нужен!» Диего тогда отмолчался: спорить с Мигелем — проще море решетом вычерпать. Не станешь же объяснять Ибарре, закоренелому безбожнику, что тело, как и бессмертная душа, дано человеку Господом. Искажать дар Творца по собственной прихоти, как делают это беспутные развратники Ойкумены, гореть им в аду — радовать дьявола, охочего до жареных грешников. Не пристало такое доброму прихожанину храма Святого Исидора Эскалонского.
Добрый прихожанин прошелся из угла в угол. Комнатушка, где Диего ждал вызова, напоминала склад мебели — древней, рассохшейся. Поворачиваясь, маэстро зацепил ножнами рапиры стол, на котором лежал коммуникатор. Когда аппарат подпрыгнул, Диего поморщился: он еще не успел должным образом освоиться во временном убежище. Это плохо, очень плохо. Нужно ощущать пространство вокруг себя — спиной, затылком, кожей. Лишний шаг, табурет подворачивается под ноги, чиркает по стене клинок — в схватке миг промедления стоит жизни.
У окна он задержался. Кружевная занавеска надежно скрывала обитателя комнаты от любопытных взглядов снаружи, позволяя при этом видеть, что творится на улице. Прямо под окном — хоть горшок им на головы выливай! — горланила компания пьяниц, выбравшихся проветриться из чадной таверны. Наружность мужчин была такой бандитской, что они могли быть кем угодно, только не бандитами. Прихватив с собой оловянные кружки, забулдыги громко обсуждали события, всколыхнувшие город.
— …вывезли его! Наследника!
— Продались! Все продались!
— Кто?
— Все!
— Кому?
— Ясен дублон, императору! Он всех, с потрохами…
— Наследника к нему повезли…
— Хватит врать-то! Здесь наследник, в Эскалоне!
— Это я вру?!
— А ты почем знаешь, что в Эскалоне?
— Нет, это я вру?!
— Сам видел! Вчера, с Дворцовой площади.
— Ну?!
— На балкон вышел. Ручкой нам махал, белой…
— Прям тебе и махал?
— И мне тоже…
— Так я, значит, вру?!
— Я наследника видел! А ты?!
— Мамкину сиську ты видел! Молокосос!
— Убью!
— Тише, тише, сеньоры! Успокойтесь!
— Нет, убью!
— Наш друг дон Педро всего лишь ошибся. Ему сообщили ложные сведения. Каждый имеет право на ошибку. Предлагаю вернуться в сие гостеприимное заведение…
Диего присел на шаткий стул. Мгновение поколебавшись, взял со стола плоскую коробочку уникома; включил видеорежим. Сигнал вызова. Над устройством сгустилась туманная сфера. Мигнула, рождая объемное изображение.
— Карни…
— Диего! Наконец-то!
Связь наладилась. Диего усмотрел бы в этом благое знамение, но он давно разучился доверять фортуне. Кого Господь любит, тому посылает испытания. Искушение надеждой — мучительней искуса не найти.
— Я…
— С тобой все в порядке? Ты жив?